Многие расположились здесь прямо под открытым небом, волки не очень-то любят стены, особенно те, кто предпочитает звериную форму человечьей. Обособленно, в таких же шатрах, как наш, поселились немногие.
Я вздрогнула, увидев однажды заходящую в шатер бурую, со светлыми полосами, волчицу, здоровую, со сверкающими в свете мотыльков глазами, с высунутым красным языком и с острыми, как ножи, клыками.
Прежде чем Лил успела что-то сказать, я буркнула:
– Привет, Фосса.
В тот же миг волчица припала к земле, задрожала. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, с земляного пола, устеленного шкурами, встала обнаженная Фосса. Недовольно потянула носом и спросила, как мы здесь живем, на что Лил развела руками, а я заявила, что никого не держу. Все равно, мол, деваться мне некуда.
– Чем ближе бои, тем труднее, – пожаловалась Лил, сетуя на мой характер.
Фосса посидела с нами какое-то время, но по большей части молчала. Мне казалось, что она пришла поддержать не меня, а Лил. И пусть.
– Как ты можешь быть такой спокойной, Эя! Ведь начинаются бои!
Лил запахнула полог, одним прыжком пересекла шатер, оказываясь со мной на одном ложе.
– Правила простые! – затараторила она. – Никакого оружия. Биться можно в любой форме.
– А как же то, что сказал Велес? – вяло поинтересовалась я. – Что в отсутствие луны волки уязвимы?
– То-то и оно! – подтвердила Лил. – Сил на перекидывание тратится больше, чем обычно, и сам процесс обращения дольше. Помяни мое слово, победит тот, кто останется в основной форме. Ну, может, усилится полуформой, но немного.
Я пожала плечами.
Мне все равно, кто победит.
Призывно загудели трубы, словно слоны вышли на брачный поединок, раздался оглушающий звук гонгов, еще долгое время остающийся звоном в сгустившиеся воздухе.
Все возвещало о начале боев.
Лил сидела как на иголках, ерзала, то и дело вскакивала, бежала к пологу, нюхала воздух, возвращалась. Внутри меня же что-то оборвалось. Я не могла не думать о том, что произошло в лесу, тогда, с Грэстом, и если раньше моя судьба была скрыта пологом некоей тайны, то сейчас проступала отчетливее, и от этого кровь стыла в жилах.
Я сжала отцовский камень в кулаке, словно хотела раздавить. Камень был холодный, не пульсировал, не грел, как тогда, когда будто хотел что-то мне подсказать.
Из-под сжатого кулака выскользнул серебряный овал, качнулся на длинной цепочке.
Свободной рукой я приблизила медальон с профилем святой Иулии к глазам. Святая воительница, защитница от оборотней и темных сил, смотрела перед собой гордо и бесстрастно. Профиль ее – сама вера в победу.
– Святая Иулия, защити, – прошептала я, хотя никогда не была религиозной.
Напряжение спало где-то через час-полтора.
– Почему они так долго? – вяло, безэмоционально пробормотала я.
Лил оглянулась с порога.
– Это только первый этап боев. За право назвать тебя своей вызвались биться сто шестьдесят воинов свободного народа.
Я онемела. Сто шестьдесят?!
– В принципе, – продолжала рассуждать Лил, говоря больше для себя, чем для меня, – ничего интересного в начальных поединках нет. Хочешь, расскажу, как там все происходит?
– Нет.
– Правильно! – воскликнула совершенно не слушающая меня Лил. – Интересно же!
– Первые бои идут между десятками. Из каждой побеждает один, – заговорщицким тоном сообщила она, накручивая прядь волос на палец.
– Остается в живых? – спросила я дрогнувшим голосом.
Лил беспечно махнула рукой, ойкнула, уставилась на несколько вырванных волос.
– Всякое бывает, – наконец сказала она. – Не думай, что законы свободного народа жестоки. Волк может признать свое поражение, и никто ничего ему не сделает. Вот только признавать поражение наши мужчины не умеют.
На миг ее голос стал серьезным, затем снова повеселел.
– Из ста шестидесяти остается, стало быть, шестнадцать, – прощебетала она. – Они бьются парами, затем победители в этих парах снова выходят на площадь и бьются уже между собой.
– Они к тому времени должны быть сильно уставшими, – с сомнением в голосе пробормотала я.
Лил закивала:
– А как же! Нам-то нужен сильнейший!
Ее щеки заалели, губы приоткрылись, и Лил нежно заворковала. Я даже заморгала, не думала, что хрипловатый голос волчицы способен на такие нежные нотки.
– Самый выносливый! Неутомимый…
Я продолжала хлопать ресницами, лихорадочно думая о последнем, ею сказанном, а также о том, чем это бесценное в ее глазах качество чревато лично для меня, словом, о том, о чем порядочная леди, да и просто леди, думать никак не может.
Первый этап боев длился до полудня. Стоило солнцу начать клониться к закату и понемногу набухать краснотой, Лил торжественно возвестила, что начинается второй этап.
Нам принесли жареное мясо, несколько плоских лепешек, нарезанные желтые и оранжевые овощи. Совсем молоденькие волчицы, прямо девочки-подростки, рыженькая и светленькая, с короткой мальчишеской стрижкой, прямо ели меня глазами с некоторой долей зависти и восторга.