Их поразил его смех. Я видела, как застыл Родэн, так и не донеся чашку до рта, видела, как задрожала Мара… и понимала, почему.
Смех у Нарро был точно таким же, как в детстве, когда его звали Дэйном. Да, теперь он был большим и сильным дартхари… но смех остался прежним.
Они ведь не могут его помнить? Да, Арронтар? Не могут же?!
Но почему, почему… почему помнят?!
Я не понимаю…
— Тогда я дарю вам эту вышивку, дартхари… — прошептала Мара, протягивая Нарро платок с Великой Поляной и Древним Камнем на нём. Она даже не замечала, что плачет.
Но это заметил Нарро. Он встал со стула, положил большие руки на хрупкие плечи женщины и сказал:
— Ну-ну. Перестань. Чего теперь-то плакать?
Она закрыла лицо ладонями и всхлипнула:
— Простите, дартхари…
Он вздохнул и, кажется, хотел сказать что-то ещё, но вмешался Родэн:
— Ирли… Вы… ты… ты прости… Я тебе сказал тогда, что отрекаюсь и видеть не хочу… Нет, я не оправдываюсь, нет мне оправдания. Но ты сам отпусти эту боль, незачем с ней в сердце жить, незачем…
Спина Нарро будто окаменела. Окаменела и Лирин. Побледнев, она смотрела на брата, сжав зубы и не моргая.
Мара отняла ладони от заплаканного лица и прошептала:
— Ты прости, сыночек… Не правы мы были, и это наш грех, на нашу душу он лёг. Но на твою не должен лечь… Ты прости, сыночек…
Я не могла смотреть. Не могла. Но я смотрела.
Смотрела, вцепившись выпущенными когтями в кожу на руках и даже во сне чувствуя, как по ним течёт горячая кровь.
Нарро резко выдохнул, прикрыл глаза на мгновение… и произнёс:
— Лири… пойдём, нам пора.
Всё?
Всё?
Не простил?..
Лирин встала, белая, как снег. И пошла за ним, не оглядываясь на стариков, которые шли к выходу, держась за руки и пошатываясь. Я всхлипнула и двинулась следом.
Нарро уже был на лестнице, и она скрипела под его тяжёлыми шагами, когда он вдруг обернулся.
— Отец…
Родэн охнул.
— Мама…
Мара зажала рот дрожащими руками.
— Я тогда сказал, что ноги моей не будет в вашем доме. — Он улыбнулся. — Но сегодня я пришёл сюда. Пришёл сам, чтобы сказать… Я забираю назад свои слова. И если вы позволите, я приду ещё.
Они ничего не ответили — кажется, просто не могли. Стояли и смотрели… как он наклоняет голову, как улыбается, как берёт под руку Лирин и как уходит. И только когда они были возле калитки, Мара воскликнула с таким отчаянием, что я даже вздрогнула.
— Придёшь?!..
И в этом слове — всего в одном слове! — было столько чувства…
Как же так, Арронтар?.. Как же так?!
— Приду, — кивнул Нарро и шагнул за калитку. Я бросила последний взгляд на стариков и шагнула следом.
Солнце светило прямо в глаза и пыталось высушить стоявшие в них слёзы.
Я дрожала… и Арронтар тоже дрожал.
И я не сразу поняла, почему.
— Нарро, — сказала Лирин тихо. Дартхари сделал шаг вперёд, отпуская её руку, провёл ладонью по лбу, словно стирая лишние мысли и… рассмеялся.
И лес смеялся вместе с ним.
Я никогда не ощущала ничего подобного. Арронтар смеялся… звенел, свистел, пел — на сотни голосов. Он ликовал. Он почти кричал…
ПРОСТИ-И-И-И-И-И-ИЛ!
Стонал ветер.
ПРОСТИ-И-И-И-И-И-ИЛ!
Шептала земля.
ПРОСТИ-И-И-И-И-И-ИЛ!
Пело небо.
— Простил… — повторил за ними Нарро, и вновь рассмеялся. А затем развернулся и заключил Лирин в объятия.
Она тоже смеялась. И плакала. И вновь смеялась.
— Простил? — переспросила Лирин, и лес подтвердил, в последний раз словно взорвавшись от ликующего крика:
ПРОСТИ-И-И-И-И-И-ИЛ!
Я проснулась с первыми лучами солнца, коснувшимися щёк, и ещё долго лежала, улыбаясь и плача, и вспоминала свой сон.
Грэй спал, и я потянулась к нему, прижалась и положила голову ему на грудь. Он обнял меня, не просыпаясь, только улыбнулся и вздохнул так счастливо, что мне захотелось рассмеяться.
Я не сказала Ратташу одну вещь. Не захотела. Почти сразу, вернувшись из Арронтара, я почувствовала, что беременна. Возможно, Нарро понял это даже раньше меня. Но отпустил.
И в тот день, когда мы с Дрейком проводили ритуал, я была полна силы именно из-за зачатия. Зарождение новой жизни — всплеск любой силы…
Возле Озера Счастья я рассказала Грэю обо всём, в том числе и о своей беременности. Я была готова уйти, если он скажет, что ему не нужен чужой ребёнок.
Но Грэй сказал иное.
— Я люблю тебя, Ронни, разве я могу не любить ребёнка, которого ты родишь? И Эдди… Он ведь тоже не твой по крови, но для любви это не важно. Ты веришь мне?
Я верила.
Я знала, что он будет любить её. Нашу маленькую девочку.
И Нарро тоже будет любить её. Она ведь придёт к нему сама, да, араэу? Придёт, как любой другой волчонок, почувствовав родную кровь, когда чуть подрастёт. Ты ведь для этого показала мне то видение. Чтобы я понимала, что могу потерять.
Да, я потеряю это. Таков мой выбор. И я его сделала на самом деле не вчера, и не неделю назад, а давно… в тот день, когда уехала с Грэем из Арронтара.
Ратташа не казнили. Узнав, что я лишила его магии, император выслал его в суровые северные земли, запретив покидать одну из тамошних деревень. А чтобы не было искушений, на ногу ему надели специальный контролирующий передвижение браслет.