Я кивала, и заверяла, что рада, что прекрасно себя чувствую, и Андре делал вид, что верит.
Когда мы покидали очередной постоялый двор, которые слились для меня один, с натянутыми улыбками и хрустящими простынями, с нами выехало четверо людей на крупных ширококостных лошадях.
Скал на привале рассказал мне, что это боевая порода, одна из тех, которая во время боя пойдет на человека.
— Выводилась специально, что бы на тварей этих идти, — сказал он и сплюнул. — Потому как, когда они волки, лошади их чуют, боятся. А когда эти твари в людей перекидываются, лошадь, даже самая смелая, отступит, замешкается. Тут-то они и прыгают. Вы не бойтесь, миледи, хозяин в военном деле толк знает, настоящих вояк выбрал в сопровождение.
Я оглянулась: хмурые лица, низкие лбы, волосы собраны в низкие хвосты. Серые рубахи навыпуск поверх черных портков, черные куртки.
В одном из селений Беспьера мы все же остановились на ночь в небольшом постоялом дворе.
Хмурый хозяин, едва завидев нас, вышел вперед, словно загораживая собой семью — жену и двоих сыновей-подростков.
На вопрос, есть ли свободные комнаты долго думал, нахмурив брови и поджав губы, наконец, ни слова ни говоря, повел нас за собой.
Я плохо помню, как добралась до кровати, как разделась, легла. Вроде бы мы ужинали, я не уверена.
В эту ночь кошмар вернулся. Но я не закричала, не стала звать Андре. Просто открыла глаза и до утра смотрела в потолок, на смутные очертания двух приглушенных мотыльков.
Потому что во сне увидела Андре. Он был мертв, это совершенно точно. Остановившийся взгляд смотрел мимо меня, вверх, вместо зрачков — два бледных диска луны. Темная неровная масса на том месте, где должна быть шея, и звук капающей на землю крови отчетливо слышен в ночной тишине.
Потом где-то недалеко завыл волк, и перед моим мысленным взором снова встала перекошенная яростью и животной жаждой смерти, пасть.
В звериных чертах появилось что-то человеческое, что сделало его ещё страшнее, и два сверкающих красным глаза уставились на меня.
— Я иду за тобой, Эя, — глухо прорычало чудовище.
Когда Андре проснулся, я, умытая и одетая сидела на краешке его кровати и усиленно внушала себе, что хуже моей репутации уже не будет, и вообще, ниже пасть некуда.
Андре сонно открыл глаза, но увидев меня, в дорожном платье и шляпке, даже подскочил. Распахнутый ворот рубашки обнажил шрам на груди, Андре поспешил закрыть его.
— Эя! Ты выпила лекарство? — невпопад пробормотал он.
Я рассмеялась, но смех вышел не очень веселым, и заверила его, что оно мне больше не нужно.
— Твои кошмары, Эя, — начал он.
Но я приложила палец к его губам, как он мне, тогда, в беседке, и попросила выслушать меня.
— Мне не нужно больше лекарство, и кошмары больше не повторятся, — твердо сказала я.
— Почему ты так уверена?
— Потому что я возвращаюсь в Ньюэйгрин, — ответила я. — Не спорь, Андре, я так решила. Наше поспешное решение оказалось ошибкой. И не волнуйся обо мне, и о моей репутации. Как-нибудь все образуется.
Андре привстал, опираясь руками, и сел на кровати.
Я отвела взгляд от ворота его рубашки.
— Что такое ты говоришь, Эя? — спросил он. — Ты же… Согласилась… Я думал, я и вправду думал, ты любишь меня?!
В глазах защипало, горло сжало спазмом, и я выдавила из себя не то, что собиралась:
— Да просто если я останусь с тобой, тебя убьют! И я не переживу этого, как ты не понимаешь?! Сначала отец, потом мама, ты, ты, Андре, ты единственное, что у меня осталось! Мы просто не можем быть вместе, это опасно!
— Та-ак, — протянул Андре, и в следующий миг я каким-то чудом оказалась в его объятиях.
С меня аккуратно сняли шляпку, обнимая другой рукой, принялись гладить по волосам, шептать нежности, а я только всхлипывала и повторяла, что нам никак нельзя быть вместе, просто никак.
— Снова кошмар? — спросил Андре, стоило мне затихнуть.
Я закивала.
— Рассказывай, Эя, — твердо сказал Андре.
Я помотала головой.
— Рассказывай, — повторил Андре. — Не бойся, маленькая. Главное — мы вместе, а вместе мы как-нибудь справимся с любой бедой.
— Не с любо-ой, — завыла я в голос, и Андре снова прижал меня к себе.
— Попробую угадать, основываясь на твоих сумасшедших сборах и заявлении, что тебе надо вернуться в Ньюэйгрин, тебе приснилось, что что-то произошло со мной?
Я закивала, не поднимая головы и всхлипывая.
— Какая же ты глупышка, Эя, — ласково проговорил он, целуя меня в щеки. — Будь ты уже моей женой, я бы успокоил тебя по-другому…
Я ощутила жар, и попыталась отодвинуться, но мне не дали.
— Это всего лишь сон… Просто сон, моя маленькая Эя.
Я уперлась ладонями в горячую твердую грудь, стараясь не думать о том, что прикасаюсь практически к обнаженному мужчине, и протестующе замотала головой.
— Это не простоя сон, Андре. Я была там! На самом деле. И ты тоже был! Тебя убили из-за меня! Если не я сама сделала это! Не зря Микаэла назвала меня чудовищем, а Рьвьер говорил что-то обо мне и звере! Мне страшно, Андре. Все что-то не договаривают, все что-то скрывают от меня, иногда мне кажется, что даже ты… Ты словно защищаешь меня от меня же самой! Я боюсь, это я убила тебя — там, во сне…