Сердце ворона

– Все это только сплетни, я ничуть не сомневаюсь, – наконец, заметил он. Тихо и сдержанно, но все равно сурово. – Ежели все это было бы правой, господа, убийцу непременно давно уж нашли бы. Николай погиб без малого двадцать лет назад, как-никак!

– Да зачем же искать, Александр Наумыч? – пожал плечами Кон и еще раз усмехнулся. – Спросите на Болоте – вам любой скажет, кто сие творит. И двадцать лет назад тоже знали.

– Кон, прошу… – прошептала Лара, но ее никто не услышал.

Тем более что сей же миг прозвучал голос, незнакомый никому за столом:

– И кто сие творит?

Спросил это господин Рахманов. Но не в обычной своей мямлящей манере, а неожиданно твердо. Спросил – и въедливо смотрел на Кона. Холод в серых глазах, казалось, замораживает все вокруг.

Но Кон лишь легкомысленно пожал плечами:

– Ираида велела мне не нагонять тоску. Вы спросите лучше Ларису Николаевну – это она теперь молчит, глазенки в пол, сама скромность…

– Конни… – уже умоляла его Лара.

– …а было время, она так донимала всех вокруг расспросами, что и в самом деле тошно становилось от подробностей.

Кон Лару не слышал, он уже откровенно веселился.

Это ли злое веселье подстегнуло Лару, или же тихие всхлипы впечатлительной Анны Григорьевны, – но она почувствовала вдруг, как в глубине ее души поднимается что-то до сих пор незнакомое ей. Непонятное и чужое. Ей даже дышать вдруг стало трудно, а нарастающий гнев жег сильнее огня – смолчать теперь не было никакой возможности.

– Что же здесь смешного, Кон? – очень спокойно спросила вдруг она.

Столь неожиданно спокойно – что сама удивилась.

– Ничего, Лара. Разве ж я смеюсь? – открыто издевался он. – Просто у меня хорошее настроение.

Лара бы, наверное, сейчас не удержалась и высказала ему все что думает. Но ее опередил господин Харди.

– Нет, Константин Алексеевич, вы именно смеетесь. А причин для вашего веселья я тоже не вижу.

Говорил он спокойно и даже легко, однако Конни под его потемневшими глазами мигом сдулся да притих.

Несколько минут за столом было слышно лишь позвякивание приборов: карп в сметане был великолепен, но Лара и вкуса не чувствовала.

А потом снова заговорил господин Харди:

– Господа, я теперь чувствую вину, что вовсе затронул эту тему и испортил всем настроение – мое проклятое любопытство. Простите, я не должен был… Однако же попробую все исправить. Нынче Александр Наумович бывал в Ордынцевской усадьбе и сообщил мне, что дом уже вполне пригоден для жилья. В самой-то усадьбе, понимаю, веселого мало, – ямка на его подбородке звала немедленно улыбнуться шутке, – однако, ежели добавить свечей, позвать музыкантов и, конечно же, пригласить гостей – станет куда более весело. Что вы думаете, господа, насчет званого ужина? Скажем, через две недели, в пятницу?

– Ничего нет лучше званых ужинов – конечно же мы будем! – за всех ответила madame Щукина.

Впрочем, едва ли кто-то собирался отказаться. У Лары так и вовсе душа замерла от радости.

Ведь лишь сегодня утром она обронила в разговоре, как хотела бы посетить усадьбу. Неужто он запомнил? И делает это для нее? Или просто счастливое совпадение?

Лара, как завороженная глядела на Харди, а тот с поклоном веско добавил:

– Благодарить за идею надобно мою очаровательную невесту, – он со значением поцеловал Данину руку.

Однако по замешательству Даны Лара тотчас поняла: та сама удивлена внезапным объявлением. Значит, все-таки…

На своем лице она поймала в этот момент взгляд чудесных глаз господина Харди: он улыбался как будто тайком. И ей одной.

Глава 7. Безликая

Рахманов заранее знал, кого застанет в номере. Телеграфировать Горихвостову, чтобы тот прислал чемодан, он так и не успел, потому любопытной Галине разгуляться было особо негде. Девица только вывернула карманы его плаща и потом, досадливо хмыкнув, даже принялась ощупывать подкладку…

Но то минуту назад. А нынче, когда Рахманов отворил дверь, она в своем голубом форменном, слишком тесном в груди платье делала вид, будто начищает подсвечник.

– Вижу, свечи принесла. Умница, – похвалил Рахманов.

Горничная, сдув со лба челку, заманчиво ему улыбнулась:

– Еще чего изволите?

Глаза у нее были дерзкие, а голос смелый – и не скажешь, что прислуга. Рахманов вдруг остро пожалел, что не может знать, о чем думает Галина в эту самую минуту. Был ли у ее обыска какой умысел, или же это обычное девчоночье любопытство? Дар его позволял видеть лишь прошлое – свершенные человеком действия и сказанные им слова. О помыслах же всегда оставалось только догадываться.

Лишь Лара совсем иное дело: ее мысли он знал, как свои. Но то Лара.