Некрасива. Причем — что редкость для женщины — подчеркнуто некрасива. То есть не де лает ровным счетом ничего для собственной внешности. Волосы гладко зачесаны и стянуты на зад простым деревянным гребнем. Неулыбчивое лицо, вытянутое, с тяжеловатой нижней челюстью и тонкими губами. Она была очень похожа на отца — но в чертах дочери его суровая мужественность исказилась, превратившись в пародии) на самое себя.
Платье Сирины также было подчеркнуто строгим, похожим скорее на футляр, полностью скрывавший ее женственность. Рядом с ней Палома ощущала себя разряженной куртизанкой.
— И чего ваша сестра добивалась на сей раз? Сирина передернула острыми плечами,
— Вы чужеземка. И многого не знаете. Собственно, вы ничего не знаете о нас.
Палома прищурилась.
— И ваша сестра решила возложить на вас задачу просветить меня?
Она чувствовала в дочери графа затаенную, глубинную неприязнь. С чем это может быть связано? Конечно, одной лишь яркой внешности наемницы и успеха, которым та весь вечер пользовалась у мужчин, довольно, чтобы возбудить ревность любой особы женского пола… Но Палома всегда избегала простых объяснений.
— Вы не обязаны это делать, госпожа…
— Иными словами, а не пойти ли вам к Нергалу, любезнейшая? Вы ведь это хотели сказать?
Девушка вздохнула, собирая в кулак остатки терпения. Воистину, лучше год фехтовать на мечах, чем один день — словами.
— Сирина, что я сделала вам? Почему вы так враждебны?
Несколько бесконечно долгих мгновений женщина молча смотрела на нее, словно на что-то решаясь.
Они стояли в проеме арки, ведущей из бального зала во двор, где журчали фонтаны. Там прогуливались парочки, слышался смех и голоса; из зала неслась музыка. Но две женщины казались отгороженными от окружающего мира… никто не приближался к ним, не окликал, не приветствовал. Словно на время они выскользнули из обыденной реальности. И Палома уже не была уверена, сумеет ли она вот так запросто, по одному лишь своему желанию, вернуться обратно.
— Вы пришли сюда сегодня как гостья Грациана. В этом платье, — вымолвила наконец Сирина. Каждое слово как будто давалось ей с трудом. — Может быть вы заметили, никто из тех, кто старше тридцати, не подошел к вам, если не считать отца и Пронтия… ну, его-то и вправду можно не считать.
— Я… я не понимаю…
— Еще бы! — Сирина издала сухой смешок. — Дело в том, что молодежь — не помнит. Они не знают, как это было прежде. До отца. Пока он не пришел и не призвал их к порядку… Грациан был последним. — Имя сводного брата она произнесла с ненавистью, словно выплюнула отраву. — Последним из тех проклятых времен…
— Вы так говорите, словно он само воплощение зла.
— Еще бы! — Глаза женщины вспыхнули злобой. — Отродье, зачатое нашей матерью от демонов! В нем — вся гниль и непотребство их рода!
Палома была потрясена.
— Как вы можете, Сирина? Ведь она и ваша мать тоже…
— О, да, и одним лишь этим мы все виновны в глазах Митры! И расплачиваемся за это всю жизнь. Хвала Небу, шлюха прячется в своих покоях вот уже пятнадцать лет. Может статься, она давно померла. Хоть бы это было так…
Грациан… Лаварро… Трагический несчастный случай, погибли все… — ей вспомнился их разговор с Конаном. Не удивительно, что северянин был столь скуп в своих рассказах. Боги, что за безумие!
— Сирина, — произнесла Палома как могла мягко, — К чему вы рассказываете мне все это. Я не судья вам, я чужая здесь. Скоро я уеду навсегда… зачем?
Но дочь графа тряхнула головой, глаза ее блестели фанатичным блеском.
— Не притворяйся. Уж если я способна раскусить игру моей сестрицы — единственная из всех! — то тебя я и подавно вижу насквозь… Ты
— его игрушка. Он нарядил тебя в это платье, выставил здесь, среди нас, чтобы проверить… посмотреть… Чего он хочет? Что ему нужно? Отвечай!
Шипя от ярости, она вплотную приблизилась к Паломе, и та отпрянула невольно. Жар Сирины мог испепелить дотла.
Но не ее! Она — сталь клинка. Огонь лишь закаляет металл!
Преодолев отвращение, наемница сделала шаг вперед:
— Ты мне не госпожа, Сирина. Мои речи — не в твоей власти. Я говорю лишь то, что хочу! Еще раз повторяю: я чужая здесь и не хочу зла никому из вас. Я не играю в ваши игры. Но если ты не веришь мне — берегись. Не стой у меня на пути!
Неожиданно дочь графа рассмеялась.
— О, теперь я понимаю… Х-ха. Я-то думала, несчастный калека изменил своим пристрастиям. Но нет. Просто он нашел наконец то, что искал. Женщина и мужчина — в одном. Тело женщины, дух воина… Как он, должно быть, горюет, что неспособен сполна насладиться этим совершенством…
Мерзкая злоязыкая тварь! Будь Сирина мужчиной, Палома сейчас наплевала бы на все законы гостеприимства и обнажила бы меч! Но не может же она вызвать женщину на поединок…
— Ты говоришь, Грациан — воплощение зла, — отчеканила она. — Но пока я вижу здесь лишь одну черную душу — и это ты, Сирина!
Она готова была добавить еще несколько слон — но вдруг кто-то тронул ее сзади за плечо. Она обернулась.
Конан.
— Госпожа, Месьор просил передать…
— Подожди! — бросила она резко и вновь повернулась к дочери графа, но та уже шла прочь. Палома вздохнула. — Да. Что ты хотел?