Сердце Запада

Внутри воздух был прохладным и пропахшим духами с ароматом лилии. У Клементины появилась возможность мельком заглянуть в гостиную через зеленую бисерную занавесь: плотные винного цвета бархатные шторы под ламбрекеном с кисточками, обитый золотой парчой диван с закругленной спинкой, ковер, на котором было изображено древо жизни. Клементина последовала за миссис Йорк по лестнице наверх, а затем по коридору, оклеенному красными обоями и освещенному парой масляных ламп с бахромой. Внутри нее заворочались воспоминания о других домах, о другой жизни. Об удобствах и роскоши, от которых она убежала, не понимая в полной мере, от чего отказывается.

– Она здесь, – сказала миссис Йорк, и Клементина вздрогнула.

Женщины вошли в маленькую спальню, где ощущался запах камфары и нюхательной соли, поверх которых витал болезненно-сладкий дух разложения. Мертвая девочка лежала на простой железной кровати под стеганым одеялом, разрисованным мелкими разноцветными васильками. Маленькая золотоволосая головка едва создавала вмятину на кружевной подушке. В комнате было тихо, за исключением тиканья напольных часов и шипящего скрипа кресла-качалки, чьи изогнутые полозья колебались взад-вперед, взад-вперед на голом сосновом полу.

Миссис Йорк опустилась на колени перед женщиной в кресле-качалке и неловко погладила по ноге. Мать усопшей закрывала лицо руками.

– Сафрони. Я привезла миссис Маккуин. Она любезно согласилась сделать фотографию маленькой Пэтси.

Женщина издала сдавленный хныкающий звук. Огромный ком жалости застрял в горле Клементины. Она повернулась к ребенку на кровати.

Солнечный свет лился сквозь кружевные занавески на окне и преломлялся рубиновым стеклом лампы, стоящей на дамском столике рядом с кроватью. Свет придавал щечкам малышки румянец жизни. Такая красивая девочка, и казалось невозможным…

Клементина ощутила головокружение и тошноту, вроде той, что почувствовала, поев земляники. Она не знала, не понимала в полной мере, каково это. Раньше она сострадала бы женщине в ее потере, но отстраненно, как посторонняя. А сейчас ее остро пронзила боль осиротевшей матери. «Как она это выносит?» – задалась вопросом Клементина. Как такое возможно вынести?

Она глубоко вдохнула ртом, осматривая комнату. Если отодвинуть в сторону занавески, то два больших окна дадут достаточно света, и не придется жечь магниевую проволоку, которая придаст образу унылый и мрачный вид. Это изображение должно создавать впечатление нежности и мягкости. Клементина не хотела, чтобы на фотографии малышка выглядела мертвой – нет! – пусть кажется живой и мирно спящей.

Дрожащий голос затянул колыбельную, скрипя как ржавая цепь.

Клементина повернулась и от ужаса чуть не ахнула вслух. Мать девочки опустила руки и подняла голову, и ее лицо… ее лицо было ужасно изуродовано татуировками, похожими на бегущие ото рта вниз по подбородку темно-синие капли слез.

Сафрони качалась, пела и плакала. Ханна Йорк встала с колен и шагнула вперед.

– Вам потребуется помощь? – Она указала на саквояжи у ног Клементины.

Та моргнула и гулко сглотнула.

– Нет, нет, спасибо. Я справлюсь. «О, Боже, – подумала она. – Ее лицо. Ее бедное лицо».

Клементина с трудом заставила себя не смотреть на несчастную, избегая непростительной грубости.

– Я сделаю ферротипию, чтобы вы закрепили фотографию на надгробии, – сказала Клементина миссис Йорк, принимаясь устанавливать фотоаппарат и переносную темную палатку. А Сафрони все качалась и пела, качалась и пела. – И бумажный снимок, который можно всегда держать при себе. О, зачем же она такое сотворила со своим лицом?

– Это не она. Индейцы.

Голова Клементины от ужаса дернулась.

– Команчи выкрали ее из обоза еще ребенком. И продали племени мохаве, в чьих традициях наносить татуировки на подбородки и руки девочек, прокалывая кожу заостренными костями и втирая в раны краску. Полагаю, они считают это красивым. – Ханна изучающе вгляделась в лицо Клементины, словно не решаясь продолжить рассказ. А Сафрони по-прежнему пела и качалась, забывшись в страшном горе. Ханна понизила выразительный голос. – Прежде чем продать ее, команчи проделали то, что они называют «пустить по степи». Полагаю, даже леди вроде вас может догадаться, что это значит.

Клементина кивнула. О, да, она догадывалась.

– Один из воинов мохаве взял ее в качестве своей скво. Когда наши солдаты спасли ее, они убили его и рожденного от него ребенка. Проблема в том, что она любила своего мужчину, пусть и индейца, и ребенка, конечно же, тоже. После всего семья Сафрони не приняла ее назад. Родные отказались от нее, посмотрев на ее лицо и услышав, что с ней произошло.

– Но это же совсем не ее вина, – сдавленным голосом возроптала Клементина. Не в силах удержаться, она посмотрела на скорбящую мать, на ее изуродованное лицо. Неправильно, что на долю одной женщины выпало столько страданий.