Сердце Земли

— Помни, юный Муралон, ожесточённое сердце — куда более страшное оружие, чем самый острый клинок. Оно взывает к нашей злобе, прикрывает её за маской справедливости, заставляет забыть о сострадании и том, что ненависть способна порождать лишь ненависть. Тейн об этом забыл.

Муралон стиснул зубы и опустил хмурый взгляд, отыскав его отражение среди остывающего на дне чая. Два сияющих глаза среди обожжённого лица, полные ненависти и того же огня, что пылал в глазах тех, кто жёг улочки Лан-Лур — безумцев, что упивались отнятыми жизнями. Неужели, они верили, что творят правое дело? Или жизни тех, кого любил Муралон были всего-навсего данью одной мстительной натуре? Могла ли хоть что-то изменить его смерть, сразись он бок о бок с Арисом, Лоротом и Алаем?

Вопросы заполнили разум волной, требуя немедленных ответов. Вспышка гнева сменилась отвращением по отношению ко всему произошедшему, истории их рода и даже самому себе.

«И всё же, я жив. Полон ненависти, страха, но всё же жив».

Следопыт зажмурил глаза и вдохнул полной грудью. Тонкий аромат ромашки успокоил бушующий разум, а земляника согрела продрогшее тело теплом. Муралон выдохнул.

— Вот и молодец, — опустевшая кружка в руках следопыта вновь наполнилась горячим чаем. На лице Уэлы проступила добрая улыбка. — Мудрый не по годам эльф с манерами старика и детской наивностью во взгляде. Да-да, именно так о тебе отзывался Алай, выступая на совете старейшин. Ах, наш проказник Алай! Помню однажды, он решил разыграть старейшину О’Сэйша и поселил под его кроватью выводок кутанов. Ха-ха! О’сэйш потом неделю сидеть не мог, а Алай две недели не возвращался с дозора. Муралон усмехнулся, позволив очертаниям улыбки проступить на обожжённом лице.

— А как думаете, кого он потащил с собой в этот дозор? Потом без умолку рассказывал правила ловли кутанов и описывал «возмущение старейшины». Хе-хе. Дружище Алай…

Широкие улыбки расцвели на лицах эльфов, но вскоре приобрели несколько натянутый фальшивый вид и более выражали не радость, но боль и горе по павшим собратьям и тем, кто был по-настоящему близок. Несколько долгих минут в помещении царила тишина и повисшие в ней вопросы.

— Как ты уже, возможно, понял, — отложив чайную кружку, промолвила Уэла, — то оружие, которое хотел использовать Тейн, это и есть «Талмон». Скажи, Муралон, ты когда-нибудь размышлял о цвете своей кожи?

— Цвет кожи? — растерялся эльф. — Алай, конечно, упоминал некий катаклизм и то, как наш клан… изменился. Но он не очень любил рассуждать на эту тему.

— Как и все мы, — тяжело выдохнула Уэла. — Этот катаклизм случился около восьмидесяти лет назад и стал причиной гибели тринадцати эльфов «Иль-Вэн». Многие окрестили произошедшее проклятием Малассы за наш побег из Тарлада, старейшины и друиды придерживались версии, связанной с коллапсом драконьей жилы где-то в недрах земли… однако, правда звучит совсем иначе. Ливень за окном постепенно крепчал, переходя к своей кульминации.

Тонкие струйки воды просочились в углах хижины, омыв еловые ветви на алтаре и одинокий огонёк ирады. Уэла продолжала рассказ: