Сердце женщины

— О, как вы мило и красиво это сказали! — весело вскричала Ивонна. — Теперь я знаю, что пела недурно. И знаете, петь такую партию, это почти все равно, что попасть на небо.

— Вы всех нас вознесли к себе туда.

Ивонна покраснела, обрадованная до глубины души искренностью похвалы. Из уст каноника Чайзли она была особенно лестной. Сколько силы и достоинства было в его широкоплечей фигуре, в его вдумчивом, с резкими чертами лице, в его серьезных, но в то же время добрых речах, что она невольно выделяла его из всех других мужчин, с которыми встречалась и относилась к нему с большим уважением, никогда не ставя его на одну доску с другими. Его общественное положение и духовный сан, равно как и его личность, ставили его в иную категорию, где фигурировали незабвенный отец Ивонны, Гладстон, и еще знаменитый врач-горловик, с которым она раз советовалась. И, говоря с ним, она подтягивалась и следила за собой, чтобы не сделать какого-нибудь промаха.

Каноник взглянул на своих друзей. Они оживленно беседовали между собой и, по-видимому, не торопились уходить. Поэтому он облокотился на эстраду и решил еще немного побыть с Ивонной.

— Берегите себя, не простудитесь, — сказал он, помолчав. — Сегодня, кажется, ужасная погода.

— Не бойтесь. К завтрашнему дню я буду здорова.

— Я думаю вовсе не о завтрашнем концерте, хотя, конечно, это было бы несчастье, если б вы захворали. Я беспокоюсь о вас самих. Ну, что, ваше горлышко отдохнуло?

— Не балуйте меня, каноник Чайзли. Я приучила себя выходить во всякую погоду. Приходится, знаете.

— Очень жаль, что приходится. Вы слишком хрупки.

— О, я сильнее, чем кажусь. Я двужильная, право.

Это вульгарное слово вышло у нее так мило, что каноник закинул голову и рассмеялся.

— Если б я имел власть над вами, я не позволил бы вам проделывать с собой такие эксперименты, — полушутя, полусерьезно молвил он.

— Вы и так для меня большой авторитет. Мне и в голову не пришло бы ослушаться вас.

Он нагнулся вперед, упираясь руками в эстраду позади и впился взором в ее лицо.

— Вы такого высокого мнения обо мне? — спросил он, понизив голос.

— Ну, разумеется, очень высокого, — невинно ответила Ивонна. — Разве вы не знаете?

Ответ был уже готов сорваться с его уст, но в это мгновение он случайно оглянулся и поймал насмешливый взгляд м-с Уинстэнлей. Его словно обдали холодным душем. Он провел рукой по своим уже седеющим бакенбардам и выпрямил стан.

— Надо идти, а то епископ ждет, — сказал он.

— А меня м-с Уинстэнлей.

Они присоединились к группе; Ивонна, как ребенок, радовалась поздравлениям и похвалам. Несколько минут спустя они расстались, и каноник повез домой епископа, на которого он взирал, сидя с ним рядом в кабриолете, с чувствами, вовсе не подобающими канонику.

Поздно вечером в этот день Ванделер зашел выкурить папиросу к мисс Вайкери, остановившейся в отеле. В качестве друзей Ивонны они были приглашены обедать к м-с Уинстэнлей. Ванделер был очарован ее любезностью и пел ей хвалы, преувеличивая, как истый кельт.

— А мне она не очень-то нравится, — молвила Джеральдина. — Что-то она не внушает мне доверия. Мне все кажется, что она свою улыбку снимает на ночь и кладет на ночной столик.

— Женщина о женщине никогда не скажет доброго слова.

— Ах, скажите! Вы, конечно, думаете, что она очень любит Ивонну?

— Ну, конечно. Я уверен, что она в эту самую минуту думает о том, какая она прелестная.

— В эту самую минуту она готова отравить Ивонну!

— Что вы такое говорите?! — Ванделер от изумления даже выронил спичку, которой собирался зажечь папироску. — Только женщина способна выдумать такие гадости. И зачем это ей нужно?

— Только мужчина способен дать усыпить вкусным обедом свой ум и свою наблюдательность. Но меня не проведешь. У меня глаза на месте. И рассуждаю я логично. Не смейте говорить, что у меня нет логики. Вы подумайте: до сих пор м-с Уинстэнлей, по-видимому, была первой дамой в этом захолустном городишке. А сейчас, кто первая?

— Конечно, вы, Джеральдина, оперная певица из Лондона.

Она не удостоила заметить его желание польстить.

— Не я, а Ивонна. Я уверена, что нынче вечером весь Фульминстер говорит о ней. А м-с Уинстэнлей завидует и мучается. Боже мой, как мужчины глупы! Да ведь весь этот праздник затеян с целью выдвинуть Ивонну. Это апофеоз Ивонны.

— Я бы сказал: канонизация Ивонны, — колко поправил Ванделер.

Выражение лица мисс Вайкери смягчилось.

— В конце концов, вы не так глупы, Ван.

— Я не в первый раз это слышу. Что ж, для нашей деточки это блестящая партия.

— Ну, что за вздор! Как вы злите меня.

— Почему же вздор? Это бросается в глаза.

— Ивонна способна отдать себя любому, кто начнет хныкать и молить об этом, и потом скажет мне: «Милочка, ему так хотелось этого». Но я не знаю мужчины, который бы стоил этого.

— В этом я согласен с вами, — молвил Ванделер.