Сердце, живущее в согласии

Она не хотела отпускать их без талисмана. Но что же дать? Ну Ну вспомнила о куске коры. Когда-то муж отломал его от сосны, под которой они впервые поцеловались. Маунг Сейн обещал, что кора будет оберегать ее. Это единственное, что осталось от мужа. Его одежду она давно износила до дыр, а фотографий у нее никогда не было. В первые недели после гибели Маунга Сейна Ну Ну часто засыпала, сжимая талисман, верила, что сосновая кора помогает ей, иначе сердце, не выдержав горя, давно остановилось бы во сне. Сейчас кора, обернутая в плотную тряпку, лежала на дне шкафчика, где хранились скромные пожитки.

Ну Ну достала сверток, развернула его. Кусок был невелик, чуть больше ладони. Все такой же плотный и слегка шершавый. И он один, а сыновей двое. Утратит ли кора защитную силу, если разделить ее на две части?

Может, дать Тхару Тхару что-то другое? Ну Ну тут же прогнала эту мысль и разломила кору на две неравные части, затем ржавым гвоздем проделала в каждой по дырке, куда пропустила веревочку и завязала узлом. Закрыв глаза, она поцеловала оба талисмана, после чего надела сыновьям на шею.

Тот, что побольше, – старшему. Тот, что поменьше, – младшему.

Вскоре на улице послышались солдатские голоса. Ко Гуи и Тхар Тхар взяли мешки и спустились с крыльца. Все трое не произнесли ни слова.

Ну Ну смотрела, как уходят ее дети. Они шли, не оглядываясь. У нее заколотилось сердце, и она бросилась следом. Солдат преградил ей путь, втолкнул обратно во двор. Сквозь живую изгородь Ну Ну в последний раз взглянула на сыновей. Лиц она уже не видела, только две зелено-черные лоунджи.

Два ее взрослых сына уходили на войну, унося на шее по кусочку коры, но в сердце Ну Ну пока еще не было отчаяния. У нее оставалась надежда.

Глава 18

Они встретились вечером, у колодца. В притихшей деревне, где отцы и матери переживали за судьбу сыновей и где ужас прятался среди листвы, корча рожи и отбрасывая уродливые тени.

Где сердца превращались в камень.

Ну Ну не боялась, что ее увидят, никто не отваживался сейчас выйти на улицу. Даже скотина молчала, не хрюкали свиньи, не кудахтали куры, крысы и змеи прятались в отхожих местах.

Над деревней висела зловещая тишина. В домах и во дворах не горело ни свечи. Ужас охватил даже тех, у кого не было сыновей призывного возраста. Только луна не знала страха: большая и круглая, она сияла на безоблачном вечернем небе.

Лейтенант ждал под фиговым деревом. Покуривая сигарету, глядел, как приближается Ну Ну. Она надела лучшую лоунджи и свежевыстиранную блузку, расчесала длинные черные волосы. Она медленно шла с пустым кувшином для воды на голове. Ну Ну тщательно подготовилась, она уже не была столь желанна, как в молодости, но и старухой пока не стала.

А значит – не должна сплоховать.

Свидание назначили молча, сговорившись несколькими взглядами и жестами, пока солдаты сновали вокруг. Каждый знал, что нужно другому.

Они и сейчас молчали. Ну Ну опустила кувшин, зачерпнула колодезным ведром воду и стала медленно поднимать наверх. Командир смотрел на нее. Она чувствовала его оценивающий взгляд. Вот он оглядел ее тонкую шею, мускулистые руки. Скользнул ниже, пытаясь угадать, велика ли грудь под блузкой. Потом оценил бедра и круглые, крепкие ягодицы, которые всегда возбуждали Маунга Сейна.

Ну Ну ждала. Лейтенант не двигался. Она подняла кувшин на голову, и только тогда лейтенант шагнул к ней.

– Где? – спросил он, не считая нужным перейти на шепот.

Кивком головы Ну Ну показала дорогу и пошла первой, неся тяжелый кувшин. Они миновали ее опустевший дом, где несколько часов назад мать простилась с сыновьями.

Хижина, куда Ну Ну вела лейтенанта, стояла на краю деревни. Дальше начинались поля. В хижине давно никто не жил, несколько лет назад здесь умер старый Аунг, одинокий и никому не нужный. До этого он схоронил жену и троих детей. Его призрак, полный безутешного горя, в каждое новолуние возвращался сюда, чтобы оплакать близких. Но сегодня стояло полнолуние. Да и других мест Ну Ну не знала.

Она поднялась на низкую веранду, – как и ожидалось, дверь была приоткрыта. Сквозь дыру луна заливала комнату холодным, неживым светом. Посередине лежала охапка соломы.

Кто-то побывал здесь до них. Кто-то придет после.

Ну Ну опустила кувшин. В глазах лейтенанта вспыхнуло желание. Даже похоть. Его не понадобится долго соблазнять.

Лейтенант отложил винтовку, снял форму, разулся, блестящие черные сапоги поставил рядом с соломенным ложем. Краешком глаза Ну Ну следила за его сильным телом. Чувствовалось, в армии кормили хорошо, по крайней мере – офицеров.

Ну Ну развязала лоунджи, сбросила на пол, быстрым движением сняла блузку.

Лейтенанту не терпелось. Но надо еще немного его раззадорить: чем горячее желание, тем выше ее шансы. Так думала Ну Ну.

И совсем некстати перед мысленным взором замелькали картины. Погибший муж. Сыновья. Родители. Чтобы прогнать видения, Ну Ну сосредоточилась на сапогах, стоящих рядом. В сверкающей черной коже не отражалось ни любви, ни прощения – лишь страх и ненависть.