– Мы повинуемся вам до возвращения леди Фэйли. Потом мы снова подчиняемся ей. И ей решать наш тох. – Последнее, похоже, всем им говорило больше, чем Перрину.
– Вот и ладно, – сказал Перрин. Он попытался умерить тон, но все равно получилось грубовато. – Знаю, вы все верны ей. Я уважаю вас за верность Фэйли.
Больше их и не за что уважать. Не слишком это походило на извинение, но уж как вышло. Единственным ответом Перрину было хмыканье Селанды, да еще недовольные взгляды остальных, когда они наконец двинулись прочь. Ну и ладно. Лишь бы слово сдержали. Вся эта компашка и одного дня честно не трудилась.
Лагерь постепенно пустел. Телеги потянулись на юг. Лошади оставляли после себя глубокие следы, но мелкие колеи от полозьев сразу начинал засыпать снег. Последние из тех, кто стоял на холме, забирались в седла и присоединялись к товарищам, уже тронувшимся в путь вместе с повозками. Чуть в стороне двинулся и отряд Хранительниц Мудрости, и верхом ехали даже гай’шайн, ведя в поводу вьючных животных. Сколь бы твердости ни осмелился проявить Даннил – а скорее всего, так и не осмелился, – этого, как видно, оказалось достаточно. Рядом с Сеонид и Масури, сидевшими в седле уверенно, Хранительницы Мудрости выглядели особенно неуклюжими, правда, гай’шайн представляли еще более печальную картину. Облаченные в белое мужчины и женщины ехали верхом третий день, с того дня, как начался снегопад, но так сгибались над высокими луками седел и цеплялись за шеи и гривы лошадей, словно боялись в любой миг свалиться. Они впервые сели на лошадей, только подчинившись приказу Хранительниц, и кое-кто из них, когда никто не видел, слезал и шел пешком.
Перрин заставил себя влезть на Трудягу. Он не был уверен, что сам не свалится. Но пора было отправляться в путь, хоть и очень не хотелось. Сейчас Перрин готов был убить за ломоть хлеба. Или за кусок сыра. Или за жирного кролика.
– Айильцы идут! – крикнули от головы колонны, и повозки остановились. Потом закричали снова, передавая известие по колонне, будто кто-то мог не услышать. Всадники начали готовить луки. Возчики привставали на сиденьях, вглядываясь вперед, или спрыгивали наземь и приседали возле повозок. Перрин, сердито ворча, погнал Трудягу в голову колонны.
Даннил по прежнему оставался в седле, как и двое с этими проклятыми знаменами, но человек тридцать уже спешились, расчехлили луки и наложили стрелы на тетиву. Державшие их лошадей под уздцы двуреченцы сгрудились в стороне, глядя в сторону леса. Здесь же были и Грейди с Неалдом, они тоже напряженно всматривались в лес, но спокойно сидели в седлах. Ото всех исходил сильный запах возбуждения. Только от Аша’манов пахло… готовностью.
Перрин разглядел среди деревьев то, на что все они смотрели, причем разглядел гораздо лучше прочих. Сквозь снегопад к ним направлялись десять пеших айильцев в вуалях, один вел в поводу высокую белую лошадь. Чуть позади ехали трое в плащах с надвинутыми капюшонами. В том, как двигались айильцы, было нечто странное. И к седлу белой лошади был приторочен какой-то тюк. Сердце Перрина сжало ледяной хваткой, пока он не сообразил, что по размерам тюк гораздо меньше человека.
– Опустите луки, – сказал Перрин. – Это мерин Аллиандре. Это должны быть наши. Разве не видите, все айильцы – Девы?
Как ни крути, а ростом Девы уступали мужчинам-айильцам.
– Да я еле различаю, что это вообще айильцы, – пробормотал, покосившись на Перрина, Даннил. Все принимали острое зрение Перрина как должное, даже гордились им – а может, просто привыкли. Но Перрин все равно старался не демонстрировать лишний раз, насколько оно острое. Впрочем, сейчас это мало его волновало.
– Это наши, – сказал он Даннилу. – Пусть все остаются на месте.
Перрин медленно поехал навстречу отряду. При его приближении Девы опустили вуали. Под низко надвинутым капюшоном он разглядел черное лицо всадника – Фурен Алхарра. Значит, это три Стража; наверняка они вернулись вместе. Их лошади были измотаны, как он заметил, почти истощены. Ему хотелось пришпорить Трудягу, поскорее услышать, что сообщат разведчики. Он страшился их новостей. Над телами могли потрудиться вороны, лисы, барсуки и один Свет знает, кто еще. Может, они решили избавить его от страшного зрелища и не привезли ужасной находки. Нет! Фэйли должна быть жива. Он цеплялся за эту мысль, но она причиняла боль – словно он голой рукой схватился за остро отточенный клинок.