Под пристальным взглядом волчицы я привела себя в порядок. Она пыталась помочь, хотя выглядело это скорее желанием контролировать процесс. Я решительно отвергла ее помощь, мотивировав тем, что уже привыкла справляться сама. Волчица не настаивала.
Обнаружив на полке ароматное мыло с розовыми лепестками и сушеной лавандой, я не преминула им воспользоваться. Как и легким маслянистым кремом.
До этого раза мне дважды довелось путешествовать на плечах оборотней. Первый раз — от границы Делла-Рова, второй — когда Грэст похитил меня с озера Велеса. И оба раза я потом чувствовала себя словно избитой, тело было в синяках и ссадинах. Сейчас — я сама подивилась — кожа была гладкой и нежной, ничего не болело, только слегка кружилась голова от слабости.
Закутавшись в банный халат, я последовала за волчицей. Омывальная и гардеробная соединяются невысокой дверью, и я отметила про себя, что это куда удобнее, чем в моих бывших покоях в Ньюэйгрине.
— Наденьте это, — сказала волчица и ткнула в легкое платье цвета пыльной розы. По низкому вырезу идет полоска кружева, по низу подола — пышная кайма. Платье, бесспорно, красивое, но все же больше похоже на нижнюю сорочку или пеньюар, который носит в покоях Виталина.
— На каком основании вы говорите, что мне делать? — вырвалось у меня.
Я подумала, что волчица сейчас зарычит, но женщина скорее удивилась.
— Я же эта, — сказала она и щелкнула пальцами, — горничная.
Несмотря на тревожную атмосферу, я не выдержала и хихикнула.
Женщина посмотрела на меня, подняв брови.
— Из вас такая же горничная, как и из меня, — сообщила я и пояснила, когда волчица не поняла. — Горничные обычно начинают с того, что представляются.
Женщина помолчала, а потом произнесла явно неохотно:
— Адела.
Я кивнула.
— Теперь оденетесь? — спросила Адела.
— А где сорочка, корсет, белье, наконец? — поинтересовалась я.
Адела пожевала губами. О таких мелочах она явно не задумывалась.
Вздохнув, я принялась осматривать гардеробную. После нескольких минут поисков пришлось признать: сорочки здесь были. Прозрачные, кружевные, до середины бедра, до того откровенные, что я постеснялась даже дать понять Аделе, что собираюсь надеть такое. Что касается корсетов и панталон, то о таком здесь, видимо, даже не слышали.
— А где хоть один корсет? — спросила я замеревшую на месте, словно статуя, Аделу. О панталонах спросить постеснялась, решив начать «с малой крови».
Волчица-горничная презрительно скривилась.
— Корсет? — переспросила она и, когда я кивнула, уточнила: — Это пыточное приспособление?
Я снова кивнула.
— Но ведь его же невозможно носить. Я пробовала. Давно. Ребра сдавливает, дышать невозможно. Двигаться тоже.
— И все же, — настоятельно сказала я, — не надевать же мне платье на голое тело.
— А почему нет? — уточнила женщина.
Представив, как щеголяю в этом платье из тонкой струящейся ткани по незнакомому замку, я покраснела.
— И все же я настаиваю, — твердо сказала я.
Адела пожала плечами.
— Ничем не могу помочь, — ответила она. — Корсетов здесь нет.
— И панталон тоже? — спросила я, краснея, решив, что все равно уже стыдно, поэтому румянцем больше, румянцем меньше — без разницы.
Волчица фыркнула.
— Вот уж лишний предмет гардероба!
— И ничуть не лишний! — возмутилась я. — Вы предлагаете мне разгуливать по замку без… белья?
Сказала это, и сама подивилась своей экспрессии. Еще недавно представала перед самцами, тьфу, перед мужчинами, голой. И разгуливала в коротких, до середины бедра, туниках. Но ведь то лес… И дикари, то есть оборотни, кругом. А здесь, в замке, среди привычной глазу обстановки, сразу вспомнилось, кто я и откуда. И не представлялось возможным нарушать не то что нормы этикета, но и границы элементарной этики.
— Разгуливать по замку вы будете только с дозволения аль… господина, — вернула меня на землю волчица. — А пока он такое дозволение не давал, беспокоиться не о чем.
Вздохнув, я приняла платье у нее из рук. В последний момент передумала и надела под него эту неприличную сорочку, такую легкую и невесомую, что даже не ощутила ее на себе. Оглядев себя в зеркало, хмыкнула. Если не знать, что под платьем ничего нет, и слишком уж не присматриваться, вид получился почти приличный.
Волосы разделила на пряди с помощью черепахового гребня и уложила в низкий узел, закрепив деревянными шпильками.
Все это время Адела молча наблюдала за моими действиями, явно не догадываясь, что причесывать меня — вроде как ее обязанность, если она претендует называться прислугой, горничной или камеристкой. Впрочем, представлять ее в этой роли было так же дико, как в роли актрисы королевского театра.
Когда мы покинули гардеробную, кровать оказалась застелена, причем простыни были заменены на свежие.
Оставив меня, Адела вышла из опочивальни.
Вернулась она с теми двумя молодыми волчицами, которые уже приходили. Лицо Аделы было бесстрастно, а вот волчицы хмурились и избегали смотреть на меня. При этом не покидало ощущение, что им было непривычно кому-то прислуживать. Но я, чтобы подбодрить девушек, кивнула и поблагодарила за заботу.