Сердце Зверя

— Волки? — переспросила я.

Зверь успокаивающе погладил меня по плечу.

— Сейчас здесь уже никого нет.

Я прислушалась. Было так тихо… Только ветерок шелестел ветками на головой, слышалось пение птиц… Под сенью разлапистых деревьев было свежо и уютно, воздух был приправлен запахами леса — ароматных трав и прелой прошлогодней листвы. Я понимала, что нужно возвращаться в замок, но Зверь не напоминал об этом, а я медлила. Хотелось побыть здесь еще немного, подальше от чужих, пусть и доброжелательных глаз. Хотелось побыть с ним наедине.

Возможно, если бы Зверь вел себя иначе, как Грэст например, я бы сделала все, чтобы избежать его общества, таких вот минут наедине. Подумав об этом, я невесело усмехнулась. С Грэстом бы это не сработало. Как не сработало бы ни с одним волком, кроме… Фиара. Почему?

Я подумала, что, возможно, веду себя распущенно, прижимаясь к мужчине и не делая никаких попыток отпрянуть, но в следующий момент вспомнила, что этот мужчина — мой муж. И хоть Церковь не слишком одобряет родовые браки, но все же признает их, а значит, ни один приверженец морали и вообще безбрачия не нашел бы сейчас в наших действиях ничего предосудительного.

Какое-то время мы молчали. А потом я заговорила:

— Я видела, как убили оборотня.

Зверь вздрогнул. Я ощутила, как он напрягся. Но почему-то чувствовала потребность высказаться и откуда-то знала, что он предоставит ее мне. Поэтому я говорила и говорила, начав с того, как подралась с Виталиной из-за того, что та назвала отца преступником, рассказала, как отхлестала сестру по щекам, как та в отместку на всю зиму заперла меня в башне. Рассказала, как там было плохо и временами так холодно, что приходилось жаться к камину… А еще тяжело и одиноко. Рассказывала, как мерила шагами мою тюрьму, как смотрела вдаль и представляла, как скачу по лугам и равнинам на Леди… Рассказала, как пришла весна, и я не выдержала, сломалась, как принесла сестре извинения, и они оказались ей на руку… Рассказала об охоте… О том, как собаки почуяли волка, как Эберлей нанес решающий удар копьем в истыканное стрелами, бьющееся в агонии тело животного…

Как в тот же миг границы его тела поплыли, и спустя несколько мгновений на месте волка лежал человек с застывшим взглядом. Истыканный стрелами, с пронзенным копьем сердцем.

— Я думала, это обычный волк, — всхлипывала я на груди Зверя. — Тот, что драл коз и телят и даже нападал на людей. Андре говорил, что за него не будут мстить, — почему-то посчитала нужным добавить я.

Ответ Зверя заставил меня окаменеть.

— Потому что это был не оборотень, Лирей.

Я отстранилась от Фиара с открытым ртом. Глядя мне в глаза, он кивнул:

— Не волк свободного народа.

«А кто?» — хотела спросить я, но продолжала открывать и закрывать рот и ошарашенно хлопать ресницами.

Фиар погладил меня по щеке, словно пытался понять, можно ли сказать мне то, что собирался. Подбадривая Зверя, я кивнула. А потом опустила глаза. Фиар вздохнул и заговорил снова. Голос его был тих и как-то бесцветен.

— Церковь владеет магией иллюзий, помнишь, Эя? — Я кивнула и волк продолжил: — Вы загоняли человека. Если бы это был волк из свободного народа, он остался бы в ипостаси зверя и после смерти.

Я молчала. Не верила своим ушам и в то же время знала, Зверь не лжет.

— Так что не в том случае, Эя. Ты не причастна к гибели никого из свободного народа. Это был человек.

— Не оборотень, — пробормотала я и услышала свой голос, словно со стороны.

— Их создает Церковь, — продолжил Зверь. — С помощью магии иллюзий. На самом деле человек не перестает быть человеком, просто все видят вместо него волка.

— Но почему он… не пытался объяснить, — пробормотала я и запнулась, понимая, как глупо это прозвучало. Попытался бы он, как же. Кто бы его слушал? Мы же все, все до единого видели волка. Внезапно перед глазами встал взгляд Андре. Он тоже был там. И смотрел. Он… Ведь у него был священный сосуд… Значит ли это, что он видел истинную картину вещей, или нет?

— Чаще всего несчастному перед подобным стирают память, — продолжал рассказывать Зверь. Он видел, как трудно мне приходится, и поэтому старался говорить кратко. И все же каждое его слово отдавалось болезненным ударом в сердце. — После ментального вмешательства, глубокого ментального вмешательства человеком овладевает безумие. Он скитается, чаще всего по лесам. Ведь стоит выйти к людям, как на него бросаются с вилами, кричат, кидают камни.

Слезы не просто текли по щекам, они уже лились единым потоком.

— А потом их настигают и в лесу, — вырвалось у меня.

Зверь кивнул.

А у меня перед глазами мир померк. В этой вере воспитывают детей! Этим людям доверяют детей! Дворяне отсылают своих отпрысков, чаще всего младших, в монастыри. В Панемус — место, где находится Источник. А что касается бедняков… Они отправляют на воспитание церковникам сразу по нескольку детей, особенно если деревня бедствует и нечем кормить лишние рты…

— Но это же, — не смогла я сдержаться. — Это бесчеловечно!