Пока Готфрид был здоров, Бермессер мог только защищаться, зато сейчас… Вышло как у Хексберг, когда явился Альмейда, только место фрошеров заняла апоплексия. Руппи метнулся к столу: сто раз перечитанные страницы открылись сами. Да, все так и есть - если Гудрун врет, Готфрида по сути уже нет. Если не врет и кесарь пришел в себя, шансы на поправку весьма велики. Да, последствия останутся - ну, будет волочить ногу, ну, с речью будет плохо, но он встанет. И спросит уже не только с Бермессера и с Фридриха, но и с дочери. Значит, встать ему не дадут.
Готфрид будет лежать, пока регент не устроит свои делишки, и лежать ему не так уж и долго, от силы полгода. Эти полгода нужны Фридриху, чтобы влезть на трон или хотя бы остаться регентом при Ольгерде. Эти полгода нужны бабушке, чтобы загнать Фридриха в угол. Эти полгода нужны Бруно, чтобы закончить войну и развернуться к Эйнрехту. Сейчас никто из них по-крупному не рискнет, разве что речь пойдет о жизни и смерти. Их собственной, но не адмирала цур зее, пусть и лучшего в Дриксен.
С Бруно все ясно: он не станет топить, но и плечо в ущерб себе не подставит, а бабушке чем хуже, тем лучше. Будь фрошеры в силе, герцогиня Элиза задумалась бы, но Талигу сейчас не до драки. Как только Дриксен захочет прекратить войну, она прекратится, и надолго, только регенту мир не нужен, напротив. Значит, Альмейда с Бешеным разнесут побережье, но обвинят в этом Фридриха, тут уж бабушка постарается. С Неистового спросят за все, только позже. Зато ему самому победы нужны немедленно, а не победы, так сторонники и виноватые.
Если Фридрих с Гудрун не прикроют Бермессера, их приспешники разбегутся, а спасти Бермессера можно, только уничтожив Кальдмеера. И только убив Кальдмееpa, можно подбить моряков на мятеж, а мятеж в сердце страны - это отведенные от границ войска и вынужденное перемирие. Ноймаринен это понял.
Руппи соскочил с подоконника, словно тот загорелся, и закружил по комнате, понимая, что думает не о том. Плевать на фрошеров, на Бруно, на отступивших в Штарквинд родичей! К кошкам их всех, пусть выжидают и заигрывают с соседями, не до них… В суд идти даже не бесполезно - губительно. Фридрих - болван, но болван, заматеревший в интригах, с него станется наказать и Бермессера. Разжаловать или списать по болезни. Один раз скот уже «болел», теперь на него опять найдет помрачение.
Болящего отправят на воды лечиться, а свидетеля спросят про этот кошачий отпуск, и тут, что ни ответь, лучше не будет. И с покушениями не вылезешь, потому что ветер переменился. Это при Готфриде показания Фельсенбурга тащили на рей Бермессера, теперь они тащат Кальдмеера, следовательно, он и подсылал убийц к адъютанту. Искать того, кто нанял хотя бы Торна, бессмысленно… Либо ублюдок признается в сговоре с Ола-фом, либо его прикончат, как тех двоих со «Звезды веры», и спишут на «молодого человека в маске»… Леворукий, он опять не о том! Родичи не помощники, в суд идти нельзя, а что можно?!
Солнце, несущая лодки река, дрожащие блики на потолке, книга на столе, на ней - кошка. Моется, раскинув хвост по цветной сине-красной гравюре… Правила кровопускания. Догадайся кто-нибудь пустить Готфриду кровь, все пошло бы иначе! А догадайся кто-нибудь, что Альмейда вернется, что Фридрих сбежит из Гаунау, что Гудрун нельзя отпускать в Эйнрехт… Сделанное уже сделано, его не поправишь, как не заставишь кесаря встать. Как же это страшно - лежать и ничего не мочь, а если еще и понимать, слышать, как врут твоим именем, знать, что лучше не будет, только хуже и хуже…
Готфрид умрет, и тут же вспыхнет драка. А если он умрет… теперь, не дав времени никому? Тогда Штарквиндам придется ударить немедленно. Если кесарь не доживет до суда, если наследник Фельсенбургов явится в суд и станет не отвечать, а требовать ответа, бабушке придется вмешаться. Чтобы не потерять моряков и побережье. Чтобы не упустить корону, но это если умрет Готфрид… Рассчитывать на такое нельзя, такое можно только… сделать.
Руппи отпихнул Гудрун и впился глазами в буквы и цифры. Великие врачи подтверждали - если больной в сознании, вероятность пусть и не полного излечения велика. Если сознание не вернулось в первые часы, больной обречен. Он либо претерпевает великие страдания, либо ничего не чувствует, единого мнения на сей счет не существует, но смерть полагается лучшим выходом в обоих случаях. Лучший… легко сказать, но если другого нет? Не штурмовать же в одиночку Морской дом, а во дворец наследник Фельсенбургов войти может.