Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь

– Когда взбунтовалась гвардия, – старик чихнул еще раз, – Забардзакис стянул верные ему войска к зданию Коллегии, тем самым ослабив кордоны в предместьях. В Паону хлынули беженцы, среди которых хватало солдат генерала Трастиса, брошенного столичными стратегами на произвол судьбы и разбитого морисками. Выжившие в резне хотели отомстить и отомстили. Защитников Коллегии частью повыкидывали из окон, частью загнали в архив и заживо сожгли вместе с бумагами. Пытавшегося скрыться Забардзакиса поймали и заставили съесть собственные приказы, после чего горло стратега залили расплавленным сургучом. Я осознаю, что такие подробности препятствуют пищеварению и портят настроение, но они очень важны.

– О да, – кивнул локонами Коко. – Убогое при всей своей злокозненности воображение роднит убийц стратега с господами, которых я наблюдал в Олларии. В древности обитатели провинции Гайя действовали значительно изысканней, но, дорогой граф, умоляю, не волнуйтесь о нас. Мы – мужчины, и мы способны вынести многое. Правильно ли я понимаю, что разгромом Военной коллегии мятежники не ограничились?

– Они не могли остановиться, – негромко предположил Пьетро, и батюшка наклонил голову, выражая согласие.

– Толпа бросилась искать других виноватых. В чем угодно – в военных неудачах, взяточничестве, воровстве, ереси, кощунстве и даже, представьте себе, в прелюбодеянии и разврате. С пойманными расправлялись по-всякому – прибивали к собственным воротам, рубили руки и ноги, забивали камнями, кормили толченым стеклом, принуждали к различного рода непристойностям, в том числе и на сцене столичного театра, который затем сожгли. Гайифцев, как справедливо заметил барон Капуль-Гизайль, издавна отличало живое воображение, к тому же они были перевозбуждены.

О судьбе императорской фамилии достоверных сведений нет, но к вечеру следующего дня гвардейская верхушка опомнилась и возвела на престол Ореста, который и прежде заигрывал с армией. Сей достойный господин короновался под именем Сервилия Второго, и короновал его не кто иной, как новый Эсперадор Гаэций. До известных событий он был известен как кардинал Гайифский и Йернский Капитон. Присутствовавший на церемонии посол Ургота особо подчеркивает отсутствие в храме императорской родни и лиц, приближенных к Дивину и его старшему сыну.

Новые власти, не считаясь с жертвами, бросились наводить порядок и неплохо в этом преуспели. Пятого Летних Молний в окрестностях Паоны появились передовые отряды морисков, новоявленный император намеревался дать язычникам бой, и это последнее, что мне о нем известно. Об Олларии вы знаете больше меня, в Эпинэ все спокойно, как и на всем побережье, не считая, разумеется, гайифского. Господа, я хотел бы услышать ваше мнение, Паона и Оллария – это совпадение или закономерность?

– Крысы, – уточнил Марсель. – Они ушли?

– Не думаю. – Резная голова борзой вертелась в огромных руках, точно высматривая добычу. – Исход крыс люди Фомы и Альберта Алатского заметили бы. Точно так же никто не слышал про зелень и призрачных монахов, что и порождает неопределенность.

В том, что доведенные до предела беженцы сперва пытались прорваться в город, а потом присоединились к бунту, ничего странного нет. В том, что учудили дорвавшиеся до Забардзакиса и иже с ним забавники, – тоже. Счеты во время мятежей сводят всегда, как и мародерствуют. Принца Ореста судьба третьего сына не устраивала, и, блюди Гайифа старые традиции, он отравился бы мидиями еще лет семь назад. Никакой связи с Агарисом, кроме морисков, я не вижу, как и с Олларией. В Паоне началось раньше и по-другому, и все же меня это совпадение настораживает. А вас?

– Сколько шедевров… – Огорченный барон бережно поставил чашечку на блюдце. – Мне страшно подумать, сколько бесценных шедевров погибнет, если борьбу с ересью распространят и на предметы искусства, но я просил бы обратить внимание на имена. Иссерциал в Гайифе до сих пор под запретом, и Сервилий для имперцев – символ воинственности и побед, что же до Гаэция… Один из первых золотоанаксианских аристократов, принявших эсператизм, почитается святым и мучеником. Казнили его, разумеется, за измену, но вспоминать об этом в Гайифе любят не больше, чем о чреве Сервилия. В совокупности эти имена означают притязание на первенство в Золотых землях, мне это не нравится.

– К Паоне приближаются мориски, – напомнил кагет, – им это не нравилось еще до того, как оно возникло. Мы сможем сравнить Паону с Олларией, когда узнаем, что осталось за нашими спинами. Уходя, мы видели лишь пожары.

– Что-то мы знаем. – Пьетро, единственный из всех, воздерживался от шадди, то ли берег сердце, то ли оно слишком болело за Левия. – Я и мой товарищ были в Олларии около двух недель назад. Погромы прекратились, в городе появилась власть; она представляется очень странной, но она есть. Чего в Олларии нет, так это Создателя.

– Там есть дуксия. – Марсель внимательно посмотрел на барона. – Констанс, вы ведь имели удовольствие лично встретиться с одним из ее членов?