– Наслышан, как вы ставили в тупик Анри-Гийома и Колиньяров, но вижу впервые. – Ноймаринен поднялся и потер поясницу. Сейчас примется ходить, сейчас начнется разговор, а до этого был… шадди. Средненький, не более того. – Не думал, что когда-нибудь заговорю с женой Арно о делах. Не хочу врать, не будь Лионель вашим сыном, мне было бы сейчас проще.
– Но имел бы в таком случае смысл сам разговор? – Рудольф не походит на старика Эпинэ. Тот, при всей своей чести, никогда не сомневался в пакостях и заговорах. – Если б я могла на полчаса перестать быть матерью Ли, уверяю вас, я бы так и сделала. Тогда,
Взять чашечку с гущей, поднести к губам, поставить. Улыбаться, пока регент идет от окна к собеседнице. А ведь Ноймаринен в самом деле стар, хотя младше Бертрама почти на двенадцать лет и ходит сам. Женщина без любви и без надежды на любовь превращается в старуху. Мужчину старит бессилие и еще непонимание того, что у других сил может хватить. Рудольф добрался до кресел у камина, развернулся и так же молча зашагал назад. Он не был ни глупцом, ни упрямцем, только слишком уж страшным казалось все отчетливей проступающее будущее, и усталый, не слишком здоровый человек боялся не выдержать, не справиться… И отворачивался.
2
– Возможно, вы правы, Арлетта. Глупо делать вид, что нас связывает лишь молодость и память. Я не могу вам не верить, вернее, не могу не верить вашим глазам, но ваши рассуждения – это рассуждения перепуганной женщины. Вы ведь прежде видели кровь лишь на охоте?
– Да. – Остывшая гуща на вкус была омерзительна. – Я даже не видела, как горит Сэ, а мертвецов мне до недавнего времени показывали уже в гробах. Но ведь и вы не видели зеленых фонтанов и убитых на улицах Олларии. Они вряд ли отличаются от погибших беженцев из той же Марагоны, однако, как сказал бы Гектор, есть нюансы. Марагов убивали все-таки дриксы.
– Дриксы убивают марагов, а мараги – дриксов, столетиями, – буркнул Рудольф, – это не требует объяснений. В отличие от мятежа в Олларии. Я бы не спешил винить пресловутую зелень. Эпинэ не ваш сын, и о нем я поговорить с вами рискну.
– Ро мне дорог не меньше, чем Жермон, – предупредила Арлетта, – хотя по-настоящему я узнала его недавно.
– Вы заступались за него и прежде, и по большому счету были правы. Нынешний Эпинэ не столь вредоносен, как Манрик или Колиньяр, более того, я верю в его честность. Я не сомневаюсь как в том, что он старался, так и в том, что оказался не способен…
– Рудольф, – Арлетта отодвинула чашку, из которой уже было неприлично пить, и подожгла за собой первый мост, – вы судите об Эпинэ по фок Варзов, который несомненно старался и еще более несомненно оказался не способен.
– Я не стану обсуждать Вольфганга даже с вами. Когда вы увидите Алву, выскажете свое мнение ему.
– Алва и без меня усомнился в способности фок Варзов дать отпор Бруно. Другое дело, что Эмиль не стал предъявлять приказ, чтобы принять армию, ему хватило маршальского звания.
– Вот даже как?.. Эмилю не стоило ставить в известность вас.
– Он поставил в известность брата, я просто оказалась рядом с Ли. Вы – пятый, кто знает о приказе.
– Самое время напомнить мне, что Алва – регент Талига.
– Зачем? Назначение командующих армиями – дело Первого маршала. Король или регент могут это решение всего лишь не утвердить. Кстати, Алва, не зная про выбор Катарины, назначил Эпинэ Проэмперадором Олларии.
– И сделал глупость. Я тоже сделал глупость, не воспротивившись блокаде и позволив завернуть Дорака. Олларии требовалась твердая и при этом законная рука. Не спорю, Эпинэ и Левий показали себя с лучшей стороны, но первый – бывший приспешник Ракана, а второй – агарисец. Их возвышение оскорбляло всех честных подданных Талига, а то, что после смерти Катарины эти двое по сути стали соправителями, не могло не вызвать…
– Рудольф, – теперь Арлетта щурилась совершенно осознанно, – кто вам сказал эту чушь?
– Те, кто наблюдает за тем, что происходит в столице. Не думаете же вы, что я знаю меньше Валмона.
– Думаю. – Забавно, а в приемной тоже спорят, или это Понси орет свои вирши? Ну и голос. – Кто бы ни были ваши наблюдатели, это не Алва, не Валме, не Карваль и не Левий.
– Рокэ сидел сперва в Багерлее, а потом – в Нохе, Валме заботило лишь то, как вытащить Алву, Карваль умеет действовать, а не думать, Левий ведет свою игру. Нет, сударыня, я знаю больше Бертрама. Оллария восстала против засилья эсператистов и угождавших им городских властей. Чтобы умиротворить город, довольно трех или четырех полков и толкового Проэмперадора, известного своей верностью дому Олларов. До вчерашнего дня я не мог отпустить из Придды ни единого солдата, но договор с Гаунау, который я, при всем его безумии, склонен утвердить, и вести из Эйнрехта развязали нам руки. Пусть Бруно занимается своей столицей, Альберт с Эрвином и Агнием займутся Олларией. Через месяц, пусть через два месяца, там вновь будет тихо.