Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 5

«Ликуйте!» – вновь потребовала верноподданная медь, и двери бывшей приемной Рудольфа торжественно распахнулись, выпустив дюжину ноймарских кирасир. Двое верзил сразу замерли по обе стороны выхода, остальные с обнаженными палашами встали вдоль стен. По сравнению со зверенесущими гимнетами они выглядели очень прилично, почти как волкодавы.

Следующим выкатился незнакомый церемониймейстер, одаренный двойной порцией щек. Обойдя трон справа, он встал точнехонько под сверкающей люстрой, которой и пригрозил белым, увенчанным короной жезлом. Успевшие стянуться в Тронную дворцовые приставы согласно грохнули об пол своими палками.

– Его величество Карл! – рев церемониймейстера на мгновение спотыкался об очередной стук и несся дальше. – Ее высочество Октавия! Его высочество Рокэ! Его высочество Рудольф!..

2

На краю брошенного поверх ковра алого плаща Робер, как и было велено, пропустил спутницу вперед. Дочь Катари чувствовала себя заметно уверенней Проэмперадора Олларии, но сбежать уже не выходило, и Эпинэ двинулся за крупной светловолосой девочкой… принцессой к высокому креслу. Гремела музыка, впереди и внизу мельтешили разряженные люди, и казалось, что за стенами нет ни зимы, ни войны, хотя большая война и впрямь заглохла.

Взвыли и заткнулись фанфары, что-то гаркнул седовласый толстяк с жезлом, ему ответил слитный, почти военный выкрик. Краем глаза Робер заметил, как из-за синего регентского плеча высунулось что-то белое и почти сразу пропало. Повторный вопль объяснил: всё в порядке, это сел король.

– Его величество просит сесть свою возлюбленную сестру, – церемониймейстер орал четко и внятно, – и дозволяет всем, кому дарована сия привилегия, ею воспользоваться.

Принцесса сделала брату реверанс и заняла свое место. Эпинэ дождался, пока Октавия положит руки на подлокотники, поклонился и встал справа. Отсюда можно было разглядеть не только короля, но и Алву. Регент был один: Арлетту к креслу отвел Рудольф, поручив Георгию заботам Ариго. Младшие Ноймаринены до времени оставались сзади: одинокая Урфрида, молоденькая Гизелла и строгий Людвиг с черноглазой Леоной. Стань королевой она, Катари бы выжила и, возможно, нашла бы счастье, а Манрик с Колиньяром получили по лапам куда раньше! И уж точно у Талига был бы сейчас другой король. Фердинанд ли, его сын, но не этот белоголовый малыш.

Октавия чуть заметно завозилась, устраиваясь в своем кресле. Хорошо, что она походит на мать лишь светлыми косами, в которых алеют ленты, пусть у нее будет другая судьба… Со спокойной счастливой любовью.

Очередной стук, позабытые за без малого десять лет звуки гимна, темень и зима за окнами, но день растет всё заметней. В бывшем Агарисе уже что-нибудь бы цвело, а может, и сейчас цветет, на пожарище… Мориски с мимозами не воюют.

Плавные, полные былого величия звуки, множество чужих людей, несколько близких, таких, за которых тысячу раз умрешь, и память. О юности, глупости, бегстве и возвращении уже навсегда. Не важно, какой он, этот Карл Оллар, твое место здесь, а счастье… Может, и оно случится, Рокэ редко ошибается.

Белокурый мальчик встает с трона и делает шаг к подданным. Черный плащик оторочен белым седоземельским мехом, на голове золотая корона без камней, несовершеннолетний Фердинанд до коронации носил такую же.

– Наши любезные подданные, – четко и громко произносит сын Катари, – мы рады вас видеть и благодарим за проявленную в тяжкую годину верность. Обрушившиеся на Талиг несчастья лишь сплотили верных сынов отечества вокруг…

Сестра предлагала прочесть наизусть любой сонет Веннена, она заслуженно гордилась своей памятью, и в этом Карл удался в мать. Произнося взрослую речь, шестилетний король ни разу не сбился, отчего его стало жаль до невозможности. Робер честно вслушивался в серьезный голосок, но смысл ускользал, вернее, смысла почти не было. Его величество успокаивал, пугал, обещал, требовал, выражал уверенность, сомневался, благодарил, упрекал, а Иноходец непонятно с чего вспомнил первый в своей жизни отчет о лошадином ремонте. Потом он к бумагам привык, но ощущение тоскливой оторопи от превращения коней, которых он только что кормил яблоками, в нечто вроде бы и существующее, но при этом никакое, понятное лишь интендантам и писарям, осталось. С людьми, живыми людьми, говорят не так, даже когда врут, как врал Альдо, или бесятся, как бесился дед. Мальчик был слишком мал и не видел ни сражений, ни измен, ни верности, но те, кто его натаскивал? Вот! Именно натаскивал! Как Коко своих морискилл – долго, старательно, с удовольствием… Они с Алвой и Салиганом бродили по загаженной Олларии, а в Старой Придде, то есть в Ноймаре, маленький король уже вовсю бубнил чужие слова. И когда в призрачном городе собиралась гроза, и когда на солнце вспыхивали алатские клинки, и когда Ариго закусил губу у гроба фок Варзов…