Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

– Искусство! – Капуль-Гизайль вдохновенно качнул паричком. – Оно улавливает и многократно усиливает эманации наших душ, мы же были так напряжены, что каждой мелочи приписывали зловещий смысл. Упавший на маску луч показался нам чудом, и это в самом деле было чудо. Чудо вдохновения древнего художника. Дорогая графиня, я ведь могу вас так называть? Ваш сын был у нас частым гостем…

– Лионель о вас писал. – Сын волен тратить деньги на любых женщин, но вряд ли в этом доме он искал лишь развлечений. – Как, кстати, он относился к этой маске?

– Как к детали интерьера. Интересной, но не шокирующей, особенно в сравнении с ее ровесниками. Анаксианское искусство все же несколько… фривольно. У меня есть изумительные скульптурные группы с Арсаком и Сервилием. Среднегальтарская бронза, удивительная выразительность, но я рискну показать даме – именно даме и никоим образом не девице – разве что «Бегство».

– Неудивительно, – усмехнулась читавшая Иссерциала в подлиннике дама. – Анаксы боролись с гайифскими притязаниями куда изящней нас. Тем не менее Сервилия мне искренне жаль. Наградить воителя рыданиями, любовником-иноземцем и животом… Готова побиться об заклад, второе название вашего «Бегства» – «Недоверчивость стража».

– Я потрясен! – барон с благоговением воззрился на собеседницу. – Мечтой моей юности было встретить женщину, с которой можно говорить об искусстве. Повзрослев, я взглянул в глаза очевидности и связал себя с особой, которая хотя бы сама смогла стать произведением искусства, и вот явились вы, разбередив былые мечтания… Да, гальтарский мастер изобразил, как Арсак, доказывая стражу, что сопровождает находящуюся в тягости жену, обнажает живот Сервилия. Сейчас мы это увидим!

– Мне не хочется, – улыбнулась Арлетта. – Я отдаю должное выдумке анакса и гению драматурга, но мне не нравится, когда волка переделывают в кролика. Сервилий, настоящий Сервилий, был бойцом, а не стенающим мешком.

– И что бы от него осталось, не займись им Иссерциал? – На сей раз паричок качнулся вызывающе. – Искусство бессмертно и дарит бессмертие, вбирая в себя жизнь, страсть и смерть. Ему неважно, от чего оттолкнуться, важен полет.

– Я бы не хотела через триста лет стать искусством, – призналась Арлетта, – и я отравлю любого гения, если он вздумает отталкиваться от моих сыновей. Разумеется, если успею опередить Ли. Увы, барон, как собеседница я далека от вашего идеала.

– Он недостижим, но насколько легче говорить с вами, чем с тем же господином Карвалем. Не подумайте, что я жалуюсь, у барона пытливый и оригинальный ум, но он ужасающе, невозможно невежествен! Ему приходится объяснять буквально все!

– Генерал Карваль интересуется искусством?

– Я бы так не сказал. Нет, я бы определенно так не сказал, но он очень не любит не знать. Вы, к счастью для вас, не застали псевдогальтарского мракобесия, царившего в Олларии этой зимой! Достаточно единожды увидеть судейские халаты и одеяния так называемых гимнетов, чтобы понять – подобное не может родиться из былого величия! Неудивительно, что господин барон захотел узнать о костюмах и обрядах, имевших место в действительности. Кое в чем я ему помог…

– А кое в чем он помог вам, – подхватила графиня, – бесценная коллекция нуждается в охране, не так ли?

Барон красноречиво воздел ухоженные ручки к расписанному крылатыми кошкоженщинами плафону. За дверью, будто в ответ, басовито гавкнули и визгливо, но кокетливо тявкнули. Видимо, собачьи чувства не иссякали.

– Подают закуски, – быстро пояснил Капуль-Гизайль. – Мои одержимые новейшей философией гости, которых вы еще оцените, правы в одном. Животные оснащены лучше нас. Для человека я прекрасно различаю запахи, но уловить миг, в который первый слуга с подносом переступает порог кухни, мне не дано.

– Но вам как музыканту дано различать звуки. Лай предвкушающий и лай при исполнении отнюдь не схожи. Кто-то вошел в дом, воспользовавшись малым подъездом, который предпочитал и Ли. Собаки гостя узнали, но для порядка облаяли. Вы не приняли пари по Иссерциалу, примите хотя бы это. Бьюсь об заклад – гость явился по приглашению Проэмперадора Олларии.

2

Кого Робер не ожидал увидеть снова, так это Салигана, до такой степени не ожидал, что почти не обратил внимания на спутника неряхи-маркиза. Нежданный визитер, напротив, непринужденно кивнул и без приглашения плюхнулся в обитое персиковым атласом кресло.

– Голову ты так и не вымыл, – странным тоном заметила Марианна. Салиган хмыкнул и смахнул с плеча пару незадачливых перхотинок.

– Хорошо все обернулось, – светским тоном заметил он. – Все мы живы, сыты и, кроме меня, чисты, все мы сидим в этих уютных стеночках и уповаем на лучшее. Даже я. Эпинэ, я так полагаю, лично вы мне благодарны?

От некоторой наглости немеют. Робер онемел.

– Тебе благодарна я, – спокойно уточнила баронесса, – ты привел ко мне герцога Эпинэ, и ты меня не выдал.