Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

Арамона бормотал, Зоя млела, Марсель пытался понять, но и живых-то супругов не всегда разберешь, а уж этих… Виконт возвел очи гор'e: ночь, если он не запутался в звездах, подползала к рассвету, и кому-то вместо Рокэ надо было ругаться теперь уже с единственным регентом, доводить до конца войны, вышибать морисков…

Зоя колыхнула огромной грудью, словно вздохнула. Сейчас сбегут, кошки б их задрали. И что?!

– Вы куда? – зло бросил выходцам Валме. – Капитан Гастаки, раз уж по вашей милости Талиг остался без Первого маршала, не будете ли вы столь любезны…

– Что? – Оттолкнув Арамону, Зоя знакомо топнула ногой и застыла, будто принюхиваясь. – Все не так… Почему?!

Ей «не так», а самому Алве в его дыре? А Бонифацию, будь он хоть четырежды женат, а Этери с Еленой? А Герарду?! Спасибо хоть Франческа не заплачет, а вот ее Эмиль…

– Его нет! – стонала, продолжая принюхиваться, Зоя. – Он остыл и сгинул, сударь… Он ушел не к нам…

– Он не наш, – хмуро подтвердил Арамона, вновь обхватив капитана Гастаки бледной толстой лапищей, – он никогда к нам не придет.

– Зачем он? – Зоя приникла к своему Арнольду. – Это плохо… Очень… Не исправить!

– Ха! Он там, где хотел. Идем.

– Алва, может, и там, где хотел, – Марсель топнул ногой не хуже выходца, – но я-то здесь, и я этого не хочу! Отведите меня…

Куда? Здравый смысл подсказывал – в Хандаву, но сказать про Алву Бонифацию Марсель не мог. Дамам – ладно, переживут, а вот епископ…

– Я хочу в Валмон, а дорога найдется. Не могли же мои предки никого там не прикончить!

– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась Зоя и протянула руку. Прошлый раз Марсель держался за Алву, прошлый раз Алва еще был…

– К вашим услугам, сударыня. – Все-таки это похоже на батюшкино лакомство, значит, смерть всего лишь сыр, а сыр – это смерть, которую нарезают особым ножом, и выходит Рожа. Она смеется и шмякается, потому что убить легче, чем отвадить, не причинив вреда. Папенька слишком стар и болен, чтобы прогонять, он просто ударит; зная, как и куда, убить проще, чем не убить… Какое странное место, в нем все знакомо, и все наоборот. Кто-то, взмахнув руками, валится в черные мохнатые заросли, кто-то нагибается и смотрит, убирает клинок в трость, качает головой… Почему отец стал левшой и откуда на левом флигеле взялся флюгер? Вот холод, тот взялся из смерти, потому сыр и холоден и все дороги ведут к нему, значит, камни шли не в Олларию… Значит, ошибка… Ошибся Рокэ, ошиблась Зоя, ошиблась дыра, только Рожа не ошибается, потому что не думает, только смотрит…

– Ха! – звучит со всех сторон. – Ты!

Холод сталкивается с теплом, левша, флюгер и мертвец растекаются дождем по синему ночному стеклу. Утром было иначе, то есть именно что не было: ни дорог, ни тебя – сплошное бестелесное похмелье, но уж лучше оно, чем память о разом омертвевших валунах и нахлынувшей пустоте.

– Весьма вам признателен, капитан…

Зоя решила помочь, Рокэ сделал, что сделал, значит, был с ней согласен, а Марселя Валме спросить забыли. Свинство вообще-то, только кто из этих… спасителей отечеств и миров не свинья по отношению к друзьям?

– Капитан Гастаки!.. Капитан Арамона…

Удрали, и кошки их знают, явятся ли снова… В набитый сырой гнилью нос ворвался цветочный аромат, пьяно – все-таки пьяно! – качнулась и замерла громада дома. На правом флигеле гонится за утренней звездой флюгер-борзая, журчит фонтан, приветливо клонят головки заполонившие идеально круглую клумбу ранние астры. Валмон! Родимый и никуда не провалившийся.

– У, морковки, – поздоровался с астрами вернувшийся наследник, – ужо будет вам Мэгнус!

В голове тошнотворно гудело, а желудок свело так, словно кто-то вознамерился выдавить из виконта сок. В довершение всего пробудился и взялся за старое гвоздь, он еще не понял, что затыкать дырку в душе ему больше не придется, для этого куда лучше подойдут казароны, дриксы и прочая дрянь…

– Это очень печально, – пропел под нос бывший офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига, – так вернуться домой, но долги соберано запишите за мной…

Поручения, правда, не было, но особым оно точно являлось. Марсель закинул сапог в идеальную клумбу и, не слишком торопясь, захромал к дому. Гвоздь сделал свое дело, гвоздь был вышвырнут.

Эпилог Дриксен. Ротфогель 400 год К.С. 16-й день Летних Волн

Мачты возникли на горизонте, когда город уже не спал и еще не проснулся. Подернутое легкими кружевными облаками небо было высоким и радостным, море – светлым и ленивым, ему снилось, что оно – зеркало. Не плескалась о каменный мол вода, обвисли флаги на флагштоках, замерли флюгера и листья деревьев, но трехмачтовый линеал шел на всех парусах, и паруса эти в лучах еще невидимого солнца казались розовыми, как перья фламинго.