Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти

— А я нет! — брякнул Йоганн и покраснел. — Суза-Муза в Лаик был свинья, Валентин нет. И еще он не трус... Я не говорил с Фарденом, я говорил с теми, кто шел от Печального Языка. Один человек не может быть таким и таким, значит, это разные люди. И потом, один человек не мог вешать потекс, а Придд в Лаик всегда ходил один...

— Полковник Придд, я не прошу вас отвечать, я приказываю. Вы знаете, кто действовал в Лаик под именем графа Медузы?

— Отвечайте, Валентин, — подтвердил приказ Жермон. — Пора с этим покончить...

— Слушаюсь. В Лаик под именем Сузы-Музы действовало несколько человек.

— Вы были в их числе?

— Да.

— Кто еще?

— Не берусь утверждать. Раньше я думал про господ Колиньяра, Салину и Савиньяка, но ошибся самое малое в отношении последнего. Позже я услышал про подмену шпаги капитана вертелом и пришел к выводу, что Сузе-Музе кто-то помогал.

— Что делали лично вы?

— Дважды выходил ночью из своей комнаты.

— И всё?

— Я предпочел бы не отвечать.

— Вы в армии. Потрудитесь ответить. Когда вы выходили?

— В первый раз — на третью ночь после появления Сузы-Музы.

— Полковник Придд, если вы думаете, что я устану задавать вопросы, вы ошибаетесь. Либо вы расскажете все по порядку, либо я стану спрашивать, пока не получу необходимые мне ответы. Итак, что вы делали оба раза и что видели?

— Закатные твари! — Жермон не выдержал и налил себе полный стакан. — Можно подумать, у нас нет более важных дел! Не знаю, как в Лаик сейчас, но меня вышвырнули из Олларии, когда в ней болтались шестеро моих однокорытников, и что-то никто не бросился меня спасать...

— Сколько из твоих однокорытников остались твоими друзьями? — Ойген тоже счел уместным подойти к столу, но вину предпочел воду. — Сколько, Герман?

— Какое это имеет значение?

— Никакого, но ты помнишь, сколько их было, до сих пор.

— Мало ли какая чушь держится в голове. Валентин, за какими кошками ты выходил?

— Я осматривал здание.

— Сейчас я начну жалеть манриковских дознавателей... Ты можешь сказать, как было, чтобы от тебя отстали раз и навсегда?! Не однокорытники, так хотя бы мы!

— Постой, Герман. Осматривая здание, вы кого-то встретили?

— Я почти столкнулся с Эстебаном Колиньяром, но он меня не заметил. Второй раз я не встретил никого.

— Тогда вы тоже осматривали здание?

— В этом не было необходимости. Я зашел к капитану Арамоне и оставил у него на столе почетный диплом дурака, труса, пьяницы и невежды, а также уведомление о кончине Сузы-Музы.

— Арамона вас не заметил?

— Я рассчитывал, что он пьян и спит, но его не было, иначе я слышал бы храп. Отсутствие капитана меня удивило, тем не менее я сделал то, что намеревался.

— Вы приближались к Старой галерее?

— Я принес туда ужин.

— Что было в корзине?

— Это был мешок.

— Что было в мешке?

— Свечи, огниво, хлеб, сыр, ветчина, пироги и вино.

— Какое?

— Арамона пил дорогую тинту. Бутыли хранились в особом погребе. Я взял одну, но открывать не стал.

— Это была тинта! — хлопнул в ладоши Йоганн. — Отличная тинта, хотя Берто и Паоло хотели своей южной кислятины.

— Господа, — прервал бергерские восторги Ойген, — есть ли у вас сомнения в том, что рассказал полковник Придд?

Арно молчал, Йоганн со счастливой улыбкой проорал: «Нет!», Норберт свел брови, сразу став похожим на своего склочного родича.

— Я не сомневаюсь, что Валентин доказывал нашу невиновность, но я хочу знать про печать, подкинутые Ричарду улики и про то, как вешали штаны капитана Арамоны.

— Да, — поддержал близнеца Йоганн, — хроссе потекс, как ее цепляли?

— Полковник, вы можете ответить на эти вопросы?

— О панталонах я не могу сказать ничего.

— Хорошо. Скажите, откуда у вас печать?

— Я ее нашел. Как справедливо напомнил господин Савиньяк, я — Придд. Лаик мне не казалась дружественным местом. Я в первую же ночь тщательно обыскал свою комнату и обнаружил отмычки, печать с гербом тогда еще неизвестного мне Сузы-Музы, набор грифелей для рисования и настойку кошачьего корня. Мне не хотелось оставлять эти вещи у себя, но и выбрасывать их я счел преждевременным. На следующий день я выбрал в саду дерево с подходящим дуплом и перенес находки туда. Когда появился Суза-Муза, я решил, что кто-то заранее решил обвинить в его проделках меня. Это казалось бессмысленным, но на всякий случай я забрал из тайника отмычку и вскоре ею воспользовался. Встретив Колиньяра, я уверился в своем предположении — я имею в виду то, что мне отведена роль виновного, — и постарался не подать Арамоне ни единого повода.

— Подбросив улики в комнату Окделла?

— Подобная мысль мне в голову не пришла. Теперь я думаю, что одинаковые улики были подброшены в несколько комнат. Я их нашел, Окделл нет.

— Какова дальнейшая судьба найденной вами печати?

— В Лаик я воспользовался ею только раз, при изготовлении диплома, о котором я говорил, но, когда уезжал, взял на память. У меня возникла не слишком разумная привычка носить печать с собой. Позже, во время допроса, мне показалось, что эта вещь знакома Колиньяру.

— Он о ней спрашивал?

— Нет, и это было странным, ведь он спрашивал даже о засушенных цветах моей матери.

— Вы получили печать назад или изготовили копию?