Сердцебиение

Пес лежал на террасе, устроившись на коврике и повернув свою лохматую башку к ступенькам. Я поставил перед ним еду и сказал: «Ну, давай лопай». Подошел к перилам и смотрел на дождь. Капли посверкивали иголками в свете, падавшем из окон дома, и исчезали в бездонной темноте. Ровный, неспешный шелест дождя. «Что я здесь делаю, на этой чертовой вилле?» — задумчиво пробормотал я вслух. Услышав мой голос, пес приподнял на миг морду, но тут же снова уткнулся в миску и деловито зачавкал.

Меня сейчас окружает все то, о чем так мечтала жена. Вилла, собака, тихая, как бы отпускная, жизнь. Если бы я не бросил службу в фирме, возможно, к сегодняшнему дню все это я бы уже имел. Только дачка была бы раза в четыре поменьше, кусочек земли, конечно, тоже, собака — какая-нибудь дворняга еще почище этой, ну и отпуск само собой, максимум пять дней.

Во всей фирме никто так не вкалывал, как я. То, что компания в столь короткий срок добилась сногсшибательных успехов, объяснялось не только высоким качеством продукции и благоприятной конъюнктурой. В значительной степени стремительное расширение рынка являлось моей личной заслугой — хочешь не хочешь, это вынуждено было признать все руководство, среди директоров фирмы не было ни одного, который не знал бы меня по имени и в лицо. Как они всполошились, когда я сказал, что ухожу! Как уговаривали остаться! Мол, если чем недоволен, скажи, обещали какие-то невероятные повышения и все такое. Но я был тверд. С тех пор как сопротивление фирм-конкурентов ослабло, а наше положение стабилизировалось, я потерял интерес к работе. К тому времени, когда я решил уйти, все мои обязанности сводились к тому, чтобы сидеть у телефона да рисовать графики роста прибылей. Но я никому не говорил об истинной причине своего ухода — о том, что впереди больше ничего не светит, о том, что на меня тоску наводит подобная жизнь, когда сидишь и считаешь, сколько дней осталось до пенсии. Начальство и коллеги, естественно, заподозрили, что меня сманивают на сторону, пошли всякие сплетни.

Жена меня чуть не съела. «Ты рехнулся, просто рехнулся! — кричала она. — Я перестала тебя понимать! Ты меня больше не любишь!» Ну и все такое. Ее возмущение, безусловно, можно было понять. Как это так — взять и подать заявление об уходе, даже не подыскав нового места! Отцы семейства так себя не ведут. Но мне тогда на все было наплевать, хотелось лишь одного — уйти из фирмы. Я считал, что только так смогу снова почувствовать себя человеком. А жене я лишь сказал: «Все это была ненастоящая жизнь». И еще: «Не стану больше ишачить на других».

Тогда она сменила пластинку. Пошли рыдания. Каждый день она приставала ко мне: покажи тогда, что ты называешь «настоящей жизнью». Когда мы съезжали из дома, принадлежавшего фирме, на наемную квартиру, она захлебывалась от слез. Потом пошли разговоры о деньгах, на что, мол, жить семье. Я, чтобы отвязаться, брякнул про сейнер, но жена, конечно, не поняла. «Сейнер?!» — повторила она и больше ни слова мне не сказала, а неделю спустя, забрав детей, перебралась к своим родителям. С тех пор я ее не видел, и детей тоже. Поначалу меня донимали всякие ее родственники, мой старший брат — уговаривали, упрашивали, увещевали, но я их не слушал. По почте пришла бумажка, я шлепнул по ней печаткой ², и привет, все на этом и кончилось. За все три года жена ни разу не заикнулась об алиментах. Знает, наверное, какие у меня доходы. Вот такой неинтересный конец был у моей семейной жизни.

Прошел, наверное, год, прежде чем я понял, насколько наивны мои мечты о новой жизни. Теперь я согласен — то была дикая, нелепая выходка. И все же сожалений не испытываю. До недавнего времени у меня просто не хватало на это душевных сил. Если бы С. не посетил меня в тот день, не знаю, что было бы со мной сегодня. Если бы он не вспомнил обо мне, я не уверен, что смог бы дотянуть до конца этого проклятого лета.

И какая мне, в сущности, разница, что представляет собой С. на самом деле. Пусть он сторонник каких-нибудь маразматических политических идей — меня это не испугает. Даже если он принадлежит к экстремистской организации — мне и на это наплевать. Если же С. из тех, кто всерьез озабочен судьбами того затхлого болота, каким стало наше общество — а с того момента, когда я увидел парня, мне захотелось в это верить, — ну что ж, тогда я охотно буду им помогать. Может быть, я уже и сейчас на их стороне. И меня не волнует то, что я не посвящен в величие их замысла, даже то, что этому замыслу, возможно, не суждено осуществиться.

Наевшись и напившись, собака снова разлеглась на коврике. Сегодня из-за дождя мошек было меньше, чем обычно, и все же они вились мелкой снежной пылью в свете горевшей в прихожей лампы. «Ладно, спи, — сказал я псу. — А если тебе здесь надоело, можешь проваливать на все четыре стороны. — Помолчал и добавил: — Ты ведь свободен». Дворняга, вяло повиливая хвостом, глядела на меня умудренным, все понимающим взглядом.