Я вынул из бумажника купюру и сунул водителю в нагрудный карман, как бы между прочим заметив, что уличные девки меня не устроят.
— Да есть и не уличные, — сказал шофер, — только время сейчас неподходящее.
Я понял, что он имеет в виду — ужесточился полицейский надзор.
— Из-за той шишки, что должна приехать? — небрежно спросил я.
— Вот-вот, — вздохнул таксист. — Пусть полюбуется, какой расчудесный у нас город.
— А кто хоть приедет-то?
И он назвал имя, известное в нашей стране любому школьнику.
— Вот это да, — присвистнул я.
— Шишка-то он, конечно, шишка, — скривился шофер, — но он ведь у нас только проездом, и устраивать из-за этого такой тарарам просто смешно.
— И когда он приезжает?
— Послезавтра, что ли.
— Во сколько?
— А шут его знает. Сказали только, что все такси с площади выставят.
— И чего его сюда несет?
— Как это «чего», выборы на носу. Он же у нас тут как Господь Бог. Только моего голоса ему, гадюке, не дождаться.
Таксист вынул купюру, взглянул на нее и переложил в карман брюк. У ворот парка резко затормозил и на прощание написал мне на клочке бумаги название, адрес и телефон заведения.
— Только звякни туда сначала. Девки там высший класс.
Проводив взглядом такси, я еще раз посмотрел на бумажку. Город был указан не этот, соседний. В голове у меня гудело. Надо было топать пешком назад к супермаркету. Путь недальний, минуг десять — пятнадцать. Но я сначала завернул в парк. Грудь сжимало от волнения, перед глазами все так и плыло. Какие там сейчас покупки! Надо прийти в себя. Не помню, где я бродил, опомнился, только когда присел на скамейку перед большим фонтаном.
Хотел зажечь сигарету, но пальцы ходили ходуном. Не мог ни на чем взгляд остановить, попытался — не вышло, ничего вокруг не видел. От табачного дыма к горлу подступила тошнота, и я затоптал сигарету, надо же, сидел на самом пекле, а жарко ничуть не было. И еще все вставал и садился как заведенный — никак не мог остановиться. Ощущение — хуже, чем в кошмарном сне.
Прошло немало времени, прежде чем я начал понемногу приходить в себя. Ветер задул в другую сторону, на меня стали попадать брызги из фонтана. В парке я был один. Хотя нет — на одной из скамеек напротив сидела мамаша с крохотной дочкой. Над ними дрожала маленькая радуга. Мать сосредоточенно двигала спицами, а девчонка громко распевала модную песенку, отчаянно фальшивя. Махала в такт ручонками, дрыгала ногами и раскачивалась на скамейке.
Женщина подняла голову и встретилась со мной глазами. Я, смутившись, отвернулся, но искоса продолжал их разглядывать. На лице мамаши промелькнул испуг. Она поспешно сунула вязанье в пакет, подхватила дочку и быстрым шагом пошла прочь.
Я остался сидеть на скамейке, только выругался. Теперь мой взгляд был прикован к яростно бившему фонтану. Я все никак не мог собраться с мыслями. Стоило мне произнести про себя имя человека, о котором так пренебрежительно отозвался таксист, как смятение охватывало мое сердце с новой силой, а по спине пробегал холодок. Но мало-помалу дрожь в пальцах и коленях утихла. Я улегся на скамейку и стал смотреть вверх. По небу плыли сверкающие облака — туда, ввысь, устремлялись все звуки города. Струи фонтана вспыхивали на солнце волшебными радугами, плеск воды бередил мне душу. Таксист сказал: «Послезавтра, что ли».
Постепенно дыхание стало ровным, и я подумал: в сущности, альтернатива очень простая. Или продолжать делать свое дело и идти с ними до конца, или уносить ноги. Смыться проще простого. Но что меня ждет, если я, никому ни слова не говоря, уеду, к чертовой матери? Одна мысль о бесконечной веренице пустых дней, ожидающих меня впереди, наводит страх и тоску. Теперь мне кажется, что жить так, как в последние три года, — все равно что умереть. А я хочу жить. «Впереди свет», — сказал парень, ради этого самого «света» он поставил на карту свою жизнь, а направляет парня, преследуя дальние, неведомые цели, С., великий честолюбец. Эти двое дают мне возможность жить, жить по-настоящему. Вот истинная плата за мои труды! Я прекрасно понимаю, что ждет меня, если я пойду с ними до конца. Ну и пусть — раз жизнь все равно не заладилась, что мне терять? Нет, я не отступлю. Пускай «добропорядочные члены общества» трясутся за свою шкуру, а мне бояться нечего.
Насколько искренне парень увлечен идеей? Как далеко может он зайти? Я хочу это знать, хочу увидеть собственными глазами. Увидеть, как он бросится очертя голову к «свету», который, по его мнению, находится впереди.
Я встал, распрямил плечи, невольно подражая осанке парня, и пронзительным взглядом окинул все вокруг. Сердцебиения и дрожи как не бывало. Волнение, от которого я еще недавно готов был в голос вопить, как рукой сняло.