Стена в Interface:
И фотография девушки, посылающей ему воздушный поцелуй.
Я хмурюсь, бросив взгляд на ее выпирающие соски, явно просматривающиеся под мокрым дизайнерским топиком.
Смотрю фотографии, на которых он отмечен, нахожу одну. Где он показывает средний палец репортеру, который спросил о предательстве, крутые очки-авиаторы скрывают глаза Сента, челюсть напряженная, словно высечена из камня.
Боже помоги. Теперь, начав искать, я, кажется, не могу остановиться. На популярном местном канале нахожу вот это:
А в Facebook:
Я смотрю на экран компьютера. Мне вдруг становится тошно при мысли, что он тоже это прочел. Так он обо мне думает? Что я сучка? Сучка и шлюха, которая через постель разузнала о нем информацию? Я цепенею, осознавая, что даже излив душу в своей статье (а Хелен права, это было любовное письмо, адресованное к нему), своими словами я ничего не изменила. Они не перекроют мои действия.
Сент ценит искренность и верность.
Я не могу это вынести.
Открыв почту, я ищу одно из немногих писем, что я от него получала.
Даже если это безнадежная миссия.
Даже будь он самой недостижимой вещью в мире, расположенной далеко-далеко, я бы раздобыла шатл, который забросил бы меня достаточно высоко, чтобы заполучить Сента. Свою собственную луну...
В организации «Конец насилию» я всегда жду, чтобы понять, чем могу помочь тем, кого настигла потеря. Я, кажется, жду, чтобы убедиться, в порядке ли мама. Жду подходящей истории.
Но больше я ждать не хочу.
Не хочу ждать историю, ждать подходящее время, ждать музу, ждать, пока забуду его, ждать, пока он захочет меня, ждать, чтобы понять, поможет ли мне время исправить наши отношения.
Безумно нервничая, но с такой же бешеной решительностью, я нахожу его адрес в «М4» в одном из ранних писем, которые получала, когда договаривалась об интервью с ним. Не представляю, кто прочтет это письмо, но я выдерживаю деловой тон, печатая сообщение, зная, что чем проще оно будет, тем больше у меня шансов.