Ну и конечно же Оливер. Он сидел на полу, скрестив ноги и закрыв глаза, будто медитировал. Его наряд был простым – черная футболка с V-образным вырезом, узкие джинсы, армейские ботинки и неизменный жетон на шее, – но он умудрился выглядеть и соблазнительно, и загадочно. Как парень с задней парты, при одном чувственном взгляде которого любая хорошая девочка захотела бы стать плохой.
Я не могла оторвать от Оливера глаз. Рассматривала его длинные ресницы, его полные губы, четкую линию подбородка. Как бы мне хотелось, чтобы этот парень так на меня не влиял.
Похоже, мой взгляд слишком надолго задержался на нем.
Оливер приоткрыл глаз:
– Что?
У меня загорелись уши, и я начала крутить в руках веревочку с пропуском за сцену.
– Ничего, – буркнула я, желая провалиться сквозь землю.
– Ты на меня пялилась, – ухмыльнулся Оливер.
– А ты сидел пугающе тихо, – выпалила я первую чушь, что пришла в голову. – Я пыталась понять, то ли ты окаменел от страха, то ли и правда превратился в статую.
– Окаменел? – фыркнул Оливер и показал на себя: – Да я сама уверенность.
Я закатила глаза, но втайне согласилась. Оливер выглядел вполне спокойным. Хоть Пол и сказал, что сегодня можно не фотографировать, я потянулась за фотоаппаратом, лежащим на кофейном столике.
– Ты никогда не боялся сцены? – спросила я, фокусируя объектив.
Оливер улыбнулся, и я сделала снимок.
– Никогда, – заверил парень и вернулся к своей медитации.
Когда я сделала еще несколько снимков, рядом со мной на диван плюхнулся Ксандер.
– Он врет, – сказал тот. Я навела фотоаппарат на Ксандера и увидела его в видоискателе. – Мы все нервничаем перед концертами.
– Представляю, – ответила я и щелкнула пару раз. – В зале, кажется, триллион людей.
Опустив фотоаппарат, я нажала на кнопку просмотра фотографий и усмехнулась. Из-за того, что я снимала с близкого расстояния, Ксандер в этих очках выглядел пучеглазым.
– Не возражаешь, если я посмотрю? – попросил он. – Я так и не видел фотографий с тех выходных.
– Конечно.
Следующие несколько минут Ксандер листал снимки нашего вечера в Чикаго и улыбался. Добравшись до последней фотографии, он, не зная, что снимки закончились, продолжил листать, и на крохотном экране появилась Кара.
– Ой, извини, – произнес Ксандер, когда понял, что зашел слишком далеко, но потом с прищуром посмотрел на фотографию.
Я ее сделала в тот день, когда мы с Карой помирились. Мы весь день играли в «Рамми-500», и я запечатлела сестру в тот момент, когда она смотрела поверх веера карт, показывая мне язык.
Я убрала волосы с плеча и приготовилась к вопросам, которые теперь обязательно последуют.
– Все нормально. – Я осторожно забрала у Ксандера фотоаппарат.
Ксандер прочистил горло.
– Это не ты.
Это было так очевидно. После постановки диагноза некогда загорелая кожа Кары поблекла и приобрела скучный серый оттенок. Еще более заметно болезнь изменила черты ее лица, выделив острые скулы и глубоко посаженные глаза.
– Это моя сестра, – тихо произнесла я.
– Она больна. – Прозвучало как утверждение, но я знала, что это вопрос.
В горле начал набухать ком, но я его сглотнула.
– У Кары лимфома. Неходжкинская.
Ксандер снял очки и ущипнул себя за переносицу:
– Когда ты сказала, что твоя сестра больна, я решил, у нее желудочный грипп или что-то типа того.
Так он не знал. Я бросила взгляд на Алека. Он по-прежнему стоял у стены в наушниках, но перестал постукивать ногой и смотрел на нас с Ксандером. Очевидно, прислушивался к нашему разговору.
– Ты ничего не сказал, – сказала я, глядя Алеку в глаза. – Почему?
Алек замешкался, но потом сделал глубокий вдох и произнес глухим голосом:
– Ты должна это рассказывать. Не я.
– Подожди? Как он узнал? – спросил Ксандер, с прищуром глядя на друга.
Я против воли улыбнулась:
– Случайно. Он спросил меня о фотосъемке, и это просто вырвалось.
Ксандер покачал головой:
– Неудивительно. – Он наклонился ко мне и прошептал, чтобы Алек не услышал: – Кажется, люди всегда открывают ему свои секреты. Думаю, это потому, что они знают: он никогда ничего никому не расскажет.
– Да, – согласилась я. На короткий момент в воздухе повисла тишина, а потом с моих губ сорвался вздох. – Что ж… – Я сидела сложив руки на коленях. – Теперь ты знаешь истинную причину, почему Кара не приехала на автограф-сессию.
Вместо того чтобы сказать, как ему жаль, Ксандер приобнял меня за плечи и притянул к себе. Неожиданно, но успокаивающе.
– Вы так похожи, – произнес он через какое-то время.
– Мы близнецы. – За исключением того, что сестра болела, а я была здорова.
– Но вы же еще и тройняшки? Как такое возможно?
– Мы дизиготные тройняшки, – ответила я. Я так часто это объясняла, что теперь, наверное, походила на энциклопедию. – Это когда оплодотворяются две отдельные яйцеклетки, и одна из них впоследствии делится на две.
– Так, значит, Дрю – твой двуяйцевой близнец?
– Да, и Кары тоже.
– Понятно, – протянул Ксандер и, нахмурившись, почесал голову. – Как все запутано. Больше никаких разговоров о науке.
– Согласна.