Сердцевина граната

Как Александра и предполагала, обзор из замочной скважины ей закрывал шкаф. Он разделял комнату на две неравные части, превращая меньшую и ближнюю к двери – в подобие прихожей. Несмотря на полумрак (глаза уже привыкли к нему в коридоре), Александра огляделась. Не спеша. Спешить было слишком страшно. И увидела – сбоку от двери, перед неподвижной ее половинкой, белые туфли, без каблука, простые и изящные. Мало того – на полуоткрытой дверце шкафа висела белая сумочка. Справившись с дыханием, Александра решилась сделать шаг в комнату. Она оказалась неожиданно большой – может быть потому, что мебели в ней было немного. Предметы обстановки вступали между собой в безмолвный спор – некоторые из них явно приобретены недавно человеком, который не стеснялся в средствах, другие покупались лет десять назад и не грешили ни изяществом, ни практичностью. Диван, к примеру, был новый, обтекаемый, как летательный аппарат. А вот плед, очевидно, прикрывавший его, а теперь весь почти сползший за спинку, помнил еще семидесятые годы и товарища Брежнева.

Уставшая от темноты и черного ужаса внутри себя, Александра шагнула к окну и отдернула шторы. Яркий дневной свет затопил комнату. «Солнце ясное всю правду откроет» – говорит старая еврейская пословица. Солнце открыло Александре неприглядную и страшную правду. Бежевое покрытие дивана окроплено кровью, а из-за самого дивана высовывались ноги в черных носках. Один носок сполз, обнажив волосатую лодыжку. Между стеной и диваном, небрежно накрытый пледом, лежал человек. И человек этот был мертв.

Александра тоже не вчера родилась, она знала: тела трогать не стоит. Да и не нужно ей это. То мертвое, что так страшно поместилось между стеной и диваном – а она чуть было не села на этот диван, ужас какой! – не ее дочь. У ее дочери не было волосатых лодыжек и сорок третьего размера ноги, черных мужских носков она не носила. Но следы дочери в этой квартире повсюду. Значит, она каким-то образом причастна к убийству – или к смерти, это Александре совершенно безразлично. На девочку посыплются обвинения и подозрения. Может быть, ее станут допрашивать в кабинете следователя. Может быть, посадят в вонючую камеру, в компанию бомжих, проституток, наркоманок. Все они злы, безумны, больны СПИДом.

Несомненно, следовало избежать контакта Киры с этими ужасными событиями и личностями. Александра действовала спокойно и рассудочно. Сердце больше не трепыхалось. Мать просто обязана помочь дочери.

С дверцы в прихожей Александра сняла сумку Киры и огляделась. Какие тут могут быть вещи, принадлежащие ее девочке? Во-первых, подзеркальник. На нем – флакон-колокольчик и косметичка. Щетка. В зубцах запуталось несколько темных волосков. Все в сумку.

В шкафу – платье Киры, на полках – стопка белья. Сейчас она соберет все – очень внимательно! – потом пойдет в ванную. Наверняка там зубная щетка, еще какие-то штучки. Потом Александра возьмет в кухне бутылку водки – хоть бы Маргаритка, чахлый цветочек, не проснулась раньше времени! – и тщательно протрет все поверхности. Не забудет ни ручку шкафа, ни пульт телевизора. А потом она уйдет. И ручки двери вытрет тоже! «Делай что должно, и пусть будет, что будет» – вот ее девиз на сегодня.

Звук, донесшийся из коридора, заставил ее подпрыгнуть на месте. Александра еле сдержала вопль. Но кричать или не кричать было одинаково поздно. На пороге прямо за ее спиной стоял человек. Это был следователь Кленов.

Увы, Кленов не успел сделать Менделею последнее китайское предупреждение. К тому моменту, как Евгений Эдуардович прибыл по давно известному адресу на Васильевский остров, Менделей был мертв уже двенадцать часов.

Глава 9

Кора

Это выглядело очень по-детски, и Кира все понимала. Так было всегда. Мальчики бежали в Америку и на войну, девочки – в монастырь и замуж. Бежали с гусарами и актерами. Кира сбежала с Георгием Каревым, двадцати девяти лет, химиком по образованию, судимым, женатым.

Все началось со свадьбы. Нет, все началось еще раньше. В детстве? Может быть, еще раньше. Порой Кире казалось, что она помнит – дальше детства. Дальше собственного рождения. Темные страсти метались на дне ее души, из подсознания вставали странные образы, сплетаясь в судорожных объятиях. Ей грезились белые дворцы, небесные чертоги, в которых обитали небесной красоты мужчины и женщины – всесильные, безнаказанные, бессмертные.

Темное знание закипало в жилах, и становилось невыносимо вести обыденную жизнь – вставать по утрам, есть, пить, разговаривать. С какого-то момента Кира научилась придавать этой жизни как можно меньше значения и уделять ей как можно меньше внимания. Быт, с его мышиной возней, был неприятен ей. Но пора, пора задуматься над своей жизнью, как-то определиться.