Сердцевина яблока: Демифологизированная история The Beatles

«Мы так ненавидели владельцев клубов, что прыгали по сцене как очумелые — только что доски не проламывались, — рассказывает Леннон. — Пол, бывало, пел «What’d I Say» полтора часа кряду. Эти гангстеры вели себя как мафиози… Все владельцы клубов там гангстеры. Они посылали нам на сцену ящик шампанского — знаете, это отвратительное немецкое пойло — и мы должны были его пить. Они орали: “Пейте и врубайте «What’d I Say»”. Так что нам приходилось устраивать для них шоу в любой час ночи. Они могли явиться в пять утра, когда мы уже отыграли семь часов, они подтягивали ящик шампанского и ждали от нас продолжения. Обычно я так упивался, что валялся на полу за роялем, пока остальные играли. Иногда я выходил на шоу в трусах, а в “Стар-клубе” однажды вышел с сиденьем от унитаза вокруг шеи».

Не удивительно, что Гамбург их закалил. Этот опыт пригодился им впоследствии, когда Beatles совершали турне по Америке, Европе и всему земному шару. Но дешевое шампанское было не единственным стимулирующим средством, которое помогло им выдержать. Немцы познакомили их с наркотиками. Сначала ребята принимали только таблетки для похудения — чтобы не спать, — затем перешли к «черным бомбардировщикам», «пурпурным сердцам»[16] и другим стимуляторам. По иронии судьбы, прошло еще три года, прежде чем они узнали вкус марихуаны: это было в 1964 году, когда Боб Дилан предложил Beatles их первый «джойнт» (сигарету с марихуаной). Но сопротивление наркотикам, которое можно было ожидать у ребят из провинции, было сломлено еще в Гамбурге. Уже тогда обнаружилось желание Beatles экспериментировать со всем новым, что им предлагали. Впоследствии целое поколение переймет у Beatles эту модель поведения.

Интенсивность работы на сцене отразилась и на внеклубной жизни Beatles. Они вели себя вызывающе дерзко, как люди, которым нечего терять. Леннон с наслаждением вспоминает, как однажды воскресным утром юные монахини, случайно (ли?) забредшие в гамбургскую «клубляндию», застали весьма специфическое зрелище: пятеро битлов, стоя у своего клуба, безо всякого стеснения справляли нужду прямо на улице. Леннон утверждает, что это был не самый вопиющий инцидент из их гамбургской жизни. Пятерым гордым ливерпульцам, на манер молодого Пресли одетым в черную «кожу» и густо набриолиневшим волосы, было плевать на все — кроме музыки, и они выдавали ее с такой энергией, какую мир уже не увидит в последующие годы. От них исходила сильнейшая аура маскулинности.

Незадолго до рождественских праздников 1960 года Beatles, усталые и вконец измученные, вернулись в Ливерпуль. Им удалось получить выступление в «Лизерлендской ратуше» — огромном танцевальном зале в пригороде Ливерпуля. В тот вечер пораженная публика стала свидетельницей настоящего взрыва. Ливерпульские тинейджеры не могли поверить, что перед ними та самая, в общем-то заурядная группа, которую они раньше слышали в «Пещере». Еще недавно балдевшие от сладких баллад Клиффа Ричарда, теперь они, услышав мощный бит этих скачущих по сцене гризеров в «коже», пришли в настоящее безумие.

Весной следующего, 1961 года пятерка Beatles снова приехала в Гамбург, чтобы выступать в другом уже клубе — «Top Ten». «В этот раз они были еще более буйными, — рассказывает Астрид Кемп, их фотограф и друг. Она и ее бойфренд Клаус Вурман были первыми авангардистами, которых заинтересовали Beatles. — Меня не удивило, что они потом стали звездами международного масштаба, потому что это были большие и оригинальные таланты, — говорит Астрид с сильно “оливерпульвленным” английским произношением. — Я думаю, самое ценное, что я им дала, была моя дружба. А то, что люди болтают об их прическах — будто это я их придумала — все это чепуха. Такие прически были у многих немецких парней. Стюарт давно ходил с такой прической, а потом и остальные стали ему подражать. [Стюарт Сатклифф был тем битлом, который остался жить в Германии с Астрид и через год умер от кровоизлияния в мозг.] Я не вижу ничего плохого в их распаде, — продолжает Астрид. — Они не боги и не пытаются ими быть. И если у них возникли финансовые проблемы, то где как не в суде их решить? Меня не удивило, что они распались. Трудно играть вместе столько лет, когда каждый в отдельности настолько самобытен. Я не видела Джона и Пола целых семь лет; если бы я сейчас встретила Джона, то не знала бы, что ему сказать. Настолько он изменился. Джорджа я видела два года назад. Мне кажется, сейчас он самый талантливый. Он моложе остальных, и ему потребовалось больше времени, чтобы раскрыться. Что касается нынешнего Гамбурга, то сейчас тут мертвый штиль. Одни только скучные дискотеки — никаких встрясок».