Сердцу не прикажешь

Элизабет судорожно сглотнула слюну. Повинуясь своим чувствам, она скользнула в объятия Квинта. Он склонил голову и нежно, почти робко, поцеловал Элизабет в шею возле уха. Замирая от удовольствия, она повернулась к Квинту. Тот не стал терять времени и трепетно прижался к ее губам. Движения лучше всяких слов говорили, что он давно ждал этого часа. Элизабет казалось, что они все дальше и дальше погружаются в теплые клубы тумана. Одной рукой Квинт придерживал голову Элизабет, другой ласкал спину, талию, бедра. Когда он прикоснулся к ее груди, Элизабет застонала и обвила руками его шею. Квинт опустил ее на округлый валик дивана, и теперь они лежали, сливаясь в страстном поцелуе, не способном погасить жар желания.

– Элизабет, – вновь и вновь шептали губы Квинта, обжигая лицо девушки жарким дыханием. – Я хочу тебя!

Каждая частичка ее тела готова была откликнуться «Да!». Элизабет почувствовала, что пальцы Квинта теребят верхнюю пуговицу халата. «Он похитит твое сердце, не дав своего взамен». Эта мысль неожиданно промелькнула в мозгу Элизабет, очарование момента пропало, и она остановила руку Квинта.

Он замер. Элизабет слышала биение его сердца, но ей показалось, что на какую-то долю секунды дыхание его пресеклось. Она зажмурилась, не желая видеть, как изменилось его лицо. Мгновение показалось вечностью. Квинт медленно выпрямился. Подушки дивана, прогнувшиеся под тяжестью его тела, разгладились.

Элизабет открыла глаза и посмотрела на Квинта. Он стоял около двери балкона и смотрел на огни раскинувшегося внизу города. Элизабет принялась смущенно поправлять прическу.

– Прости, Квинт, – сказала она.

– За что? – спросил он хриплым голосом и обернулся. Губы его подергивались от напряжения, темные глаза пылали огнем, пряди волос топорщились, взъерошенные пальцами Элизабет.

Она с болью почувствовала, что всем существом хочет его, так же как и он ее.

– За то, что мысль о том, чтобы лечь с тобой в постель, была такой простой… – она помолчала, подбирая нужное слово, – и такой ошибочной.

– Ошибочной? – переспросил Квинт, не понимая, что она хочет этим сказать.

– Да, – ответила Элизабет. – Я не верю в любовь на одну ночь.

– На одну ночь… – повторил Квинт ее слова. – Боже мой, о чем ты говоришь? Я думал…

– Любовь и обязательства – разные вещи. – Элизабет помолчала. – Пройдет несколько недель, и ты отправишься в новое турне. Будут новые выступления в других городах. И так без конца. Ты уезжаешь. Я остаюсь. – Может быть, это и к лучшему, подумала она, хотя от мысли, что это когда-нибудь случится, в душу закрадывалось ощущение убийственной пустоты.

– Я вернусь, – возразил он.

– Но не для того, чтобы остаться насовсем.

Минуту он молчал, словно прокручивая эту мысль в мозгу.

– Да, ты права, – наконец ответил Квинт.

Элизабет не хотела показать, как глубоко уязвлена его словами. Она надеялась, что Квинт будет возражать, начнет убеждать ее в обратном, но он с готовностью подтвердил ее слова. Значит, безнадежно ждать, что он изменится.

– Я не желаю, чтобы между нами что-нибудь произошло, Квинт, – сказала Элизабет. – Все равно это ни к чему не приведет.

Квинт язвительно рассмеялся и ничего не сказал ей в ответ.

– Прости меня, – вновь повторила Элизабет.

– Не нужно извиняться. И тревожиться надо тоже не тебе, – ответил Квинт.

«Что он имеет в виду?» – подумала Элизабет. Если ей не тревожиться о любви к человеку, с которым она не может соединиться, тогда кому же?

Они оба оказались в тупике. Почувствовав неловкость, Квинт подошел к столу и принялся собирать тарелки. Элизабет поднялась и начала ему помогать. Она не знала, что лучше сделать дальше. Его уход огорчил бы ее и надолго испортил ей настроение. Дальнейшее же присутствие Квинта ставило обоих в неловкое положение. Не придумав ничего подходящего, она отнесла грязную посуду на кухню, а Квинт, заткнув за пояс посудное полотенце, встал к мойке.

Они молча работали, предупредительно уступая друг другу дорогу в тесной кухне. Квинт наугад расставлял все по полкам шкафчиков и холодильника, а Элизабет не поправляла его, когда он ошибался, но старалась запомнить новые места своих вещей, чтобы потом не путаться. «Пародия на домашний очаг», – с болью подумала она.

Наконец с уборкой было покончено.

– Элизабет, – вдруг вновь заговорил Квинт. – А как ты оцениваешь свои шансы занять место Мадж? После ее отъезда, разумеется.

– Я не поставила бы на свою победу и ломаного гроша, – ответила Элизабет, беспомощно улыбаясь. Она поняла, что Квинт пытается завести разговор на нейтральную тему, и была благодарна ему. – Меня, честно говоря, это уже не волнует.

Квинт убрал масленку в холодильник и повернулся к ней.

– Что же изменилось?

– У меня возникли другие идеи по поводу того, как начать свое дело.

Квинт опешил. Элизабет никак не ожидала, что он примет так близко к сердцу ее ответ. В конце концов, какая ему разница, чем она собирается заняться в будущем?

– Всему виной наследство, Квинт. Куклы старого Юрия помогли мне понять, что любовь к кукольному театру у меня в крови. Боюсь, что для тебя это пустой звук.