Серебряная богиня

Франческа Верной, бывшая делла Орсо, стала звездой после первого же своего фильма. Ее слава росла с поразительной быстротой в те счастливые дни, когда киностудии могли позволить себе снимать одну и ту же актрису в трех-четырех больших фильмах в год. С 18 до 24 лет Франческа снималась непрерывно, переходя из одной картины в другую. Она была создана для того, чтобы играть самые великие романтические роли. Будучи более чем на десять лет моложе Ингрид Бергман, Бетти Дэвис, Авы Гарднер или Риты Хейворт, она заняла достойное место в их ряду, получая роли, на которые обычно приглашали актрис из Англии. Никто в Голливуде не мог сравниться с ней в амплуа героинь высокого стиля — величественных, мечтательных, окруженных трагическими легендами.

Франческа прожила год в доме Файерстоунов, пока не приобрела себе маленький домик по соседству. В редкие короткие перерывы между съемками она наезжала в Сан-Франциско навестить родителей, но к 1949 году они оба уже умерли. Поскольку Франческа не принимала никакого участия в светской жизни Голливуда, пресса очень скоро окрестила ее загадочной женщиной. Это мнение всячески поддерживал Мэтти, прекрасно понимая, как притягательна подобная репутация. Отдел по связям с общественностью киностудии полностью одобрил завесу таинственности, окружавшую Франческу, поскольку сотрудники не хуже Мэтти сознавали, что правда о звезде будет совершенно неприемлема для пуритански воспитанной публики 50-х годов. Дело в том, что Франческу отличала опасная склонность влюбляться почти во всех партнеров, однако ее бурные, но короткие романы кончались немедленно, как только бывал отснят последний кадр очередного фильма. Поначалу такая особенность Франчески в амурных делах буквально убивала Мэтти, пока он не уяснил себе, что все ее увлечения быстро и неизменно приходят к одному и тому же концу. Она никогда не была влюблена в конкретного живого мужчину. Она влюблялась в принца Датского и Ромео, Хитклиффа и Марка Антония, лорда Нельсона и в дюжину других героев своих фильмов, но, как только в конце концов оказывалось, что перед ней всего-навсего простой актер, она немедленно охладевала к нему. Необузданная театральная страсть сменялась невозмутимой холодностью.

Марго Файерстоун, озабоченная столь бурными романами Франчески, и притом очень часто с женатыми мужчинами, в конце концов поинтересовалась у нее, почему бы молодой актрисе не попытаться время от времени просто поразвлечься, как поступают все молодые женщины ее возраста. В ответ Франческа с негодованием уставилась на нее:

— Боже мой, Марго! Какого дьявола, неужели ты считаешь меня похожей на Джанет Лей или Дебби Рейнольде с их маленькими романчиками на потеху киножурналам? Почему, черт побери, я должна желать поразвлечься? Какое дурацкое слово! Я претендую на нечто большее — прекрасно понимаю, как напыщенно это звучит. Можешь не беспокоиться и не читать мне мораль. Ох, я по горло сыта актерами, но только с ними мне и приходится общаться.

Ей только исполнилось 24 года, когда состоялся этот разговор, и в тот вечер Марго решила, что Франческе пора менять образ жизни. Искусственный мир кино слишком сильно затянул ее, она чересчур много работала без отдыха, оттого и слишком уязвима. Да еще смерти родителей, одна за другой в течение двух лет, — все это угнетающе подействовало на нее.

— Если бы речь шла о моей дочери, то я бы встревожилась, — задумчиво произнесла Марго.

— Брось! Несмотря на все перипетии, она же в прошлом году завоевала «Оскар», — буркнул в ответ Мэтти.

— Вот это и беспокоит меня больше всего. Ты помнишь Луизу Райнер?

— Прошу тебя, не смей даже думать о подобном.

Мэтти постучал по дереву, чтобы отогнать прочь воспоминания о несчастной судьбе хрупкой австралийской актрисы, которая, завоевав два «Оскара» подряд, в конце 30-х годов неожиданно исчезла из кино. Боже упаси, если такое произойдет с Франческой! Или с ними…

— Давай пригласим ее поехать вместе с нами в Европу в следующем месяце, — предложила Марго.

— Но мне казалось, что мы вроде собирались устроить себе второй медовый месяц? — возразил Мэтти.

— Я не верю в медовые месяцы, будь то первый или второй, — твердо заявила Марго. — Поручи своим служащим посадить Франческу на первый же пароход, как только она закончит «Анну Каренину». Мы встретим ее в Европе.

* * *