Читаем Серебряная ива полностью

Серебряная ива

О том, что Линдеберг не является единственным героем этого стихотворения, свидетельствует несколько деталей. Во-первых, героиня оплакивает бедного влюбленного в костеле, тогда как Михаил был лютеранином и похоронен в лютеранской части Волкова кладбища. Зато Гумилев восхищался католической храмовой архитектурой и в Италии, и в Польше, научил и Анну понимать ее высокую красоту.

Кроме того, обращаясь мысленно к самоубийце, Ахматова называет его «веселым мальчиком» («Прости меня, мальчик веселый, что я принесла тебе смерть»). Между тем те же самые слова уже год как произнесены и подарены Гумилеву (которому она чуть было не принесла смерть!) – в поэтическом воспоминании об их первой встрече в Царском Селе:

Эти липы, верно, не забылиНашей встречи, мальчик мой веселый.

И вряд ли это небрежность или забывчивость: Анна Андреевна никогда ничего не забывала. Зато, как и Пушкин, свято верила в неслучайность и судьбоносность «странных сближений», в мистику роковых совпадений. А здесь и впрямь было что-то и мистическое, и роковое. Аня Горенко и Коля Гумилев познакомились 24 декабря 1903 года. Почти в тот же самый день календаря– 23 декабря – застрелился Михаил Линдеберг.

Таким образом – по воле рока – две незабвенные для Анны Ахматовой даты сцепились, совпали, слились в одно поэтическое переживание. Мое предположение (адресат стихотворения «Высокие своды костела…» – не только Михаил Линдеберг, но и Николай Гумилев) подтверждает и такая подробность. Ахматова пишет: «Я не знала, как хрупко горло под синим воротником». Синий воротник – тоже гумилевская примета. Когда Анна Горенко и Николай Гумилев в 1909 году, после его парижской попытки «самоубиться», снова встретились, он был уже студентом Петербургского университета и носил форменный мундир с высоким синим воротником!

* * *

На шее мелких четок ряд,В широкой муфте руки прячу,Глаза рассеянно глядятИ больше никогда не плачут.И кажется лицо бледнейОт лиловеющего шелка,Почти доходит до бровейМоя незавитая челка.И непохожа на полетПоходка медленная эта,Как будто под ногами плот,А не квадратики паркета.А бледный рот слегка разжат,Неровно трудное дыханье,И на груди моей дрожатЦветы небывшего свиданья.

1913

* * *

Когда вышли «Четки», читатели, а особенно читательницы, стали гадать, кто же тот счастливец, к кому обращены любовные послания дамы в лиловеющих шелках. Тем, кто задавал этот вопрос лично ей, Анна Андреевна отвечала: многим. И, по всей вероятности, не лукавила. У нее в те годы действительно было много увлечений, да и в нее многие влюблялись: художник Сергей Судейкин, поэт и критик Николай Недоброво, граф Зубов. Нет, нет, она вовсе не считала, как некоторые поэты серебряного века, что и жизнь, и слезы, и любовь – всего лишь средство для ярко-певучих стихов. Однако уже догадалась: чем больше она, на опыте своего сердца, узнает о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, тем лучше становятся ее стихи. Эту тайну («разгадку жизни моей») Анна никому не открывала, но Николай Недоброво, друг и возлюбленный, поэт и критик, загадку разгадал. В 1915-м он подарил Ахматовой такие стихи:

Как ты звучишь в ответ на все сердца,Ты душами, раскрывши губы, дышишь,Ты, в приближенье каждого лица,В своей крови свирелье пенье слышишь!