Серебряная лоза (СИ)

Стражник между тем прижал её сильнее, чтобы не дёргалась, даже в ушах зазвенело. Брунгильда, державшая на мушке человека у двери, обернулась на окрик. Она подняла левую руку ладонью вперёд в знак того, что сдаётся, и начала медленно наклоняться, чтобы опустить ружьё на землю.

И вдруг вскинула его и выстрелила — Хитринка даже испугаться не успела, что Брунгильда может промахнуться. Хватка на горле сразу ослабла, но стражник, падая навзничь, утянул за собой и её.

Хитринка кое-как села и закашлялась, растирая шею. Брунгильда уже была тут, протянула руку, рывком поднимая Хитринку на ноги.

— Иди к Гундольфу, — приказала она, и в голосе звучал гнев. — И не оборачивайся.

И почти сразу за спиной раздался звук, как будто башмаком с размаху вступили в грязь.

Хитринка попыталась сделать так, как ей было велено, хотя ноги совсем не слушались. Запоздало накрыл страх. Между тем Гундольф, кое-как удерживая ружьё, заставил стражника отпереть замок. Он обернулся на что-то за спиной Хитринки и покачал головой.

Горожане оказались даже не в самой теплице, а в небольшом закутке внутри, где хранился инвентарь и разные садовые машины. Едва замок открылся, наружу тут же высыпала целая толпа. Все эти люди не выглядели добрыми, многие прихватили что-то в качестве оружия. Против пули, конечно, эти штуки с зубцами, садовые ножницы и лопаты мало чем помогли бы, но здесь и сейчас Гундольфа не спасло бы и ружьё. Прошло несколько неприятных минут, пока рабочие сообразили, что этот человек на их стороне.

Они заперли стражника в этом же помещении, и Гундольф отдал ключ одному из рабочих. Тем временем вернулась Брунгильда — она потеряла куртку, зато тащила три ружья и два из них тут же вручила людям, которые заверили её, что умеют стрелять.

— Послушайте! — крикнула она. — Люди правителя у ворот, их там около двух десятков, и все вооружены. Все города Лёгких земель сейчас поднялись против Ульфгара. Рабочие бастуют. Шахты севера затоплены, все фабрики и предприятия города Пара стоят, железная дорога разобрана. Здесь, в Замшелых Башнях, довольно спокойно. Вам не обязательно ввязываться в бой, достаточно пересидеть где-то.

— Мы не трусы! — воскликнул светловолосый парнишка, до того молодой, что его можно было назвать мальчиком. — Пусть Ульфгар сгинет!

— Молчал бы, — одёрнул его бородатый мужчина постарше. — Мы тут не так и плохо жили…

— Вы справлялись только благодаря папаше Нику, — твёрдо сказала Брунгильда. — Уж мне известно, как он заботился о своих работниках. Такую щедрую плату ещё поискать, в теплицах и на пивоварне хотели бы трудиться многие, если бы мест хватало. И папаша Ник — не союзник Ульфгару.

— Так что ж нам делать-то? — спросил кто-то из толпы.

— Пересидим! — выкрикнул кто-то.

— Погоним хоть стражников, — сказал кто-то ещё.

— А где ж папаша Ник, почему позволил нас запереть? Он хоть жив-то?

— Скорее всего, направился в город Пара, — ответила Брунгильда. — Он давно хотел поквитаться с правителем.

— Я тоже хочу в город Пара! — раздалось из толпы. — Вы хоть нос наружу совали, что с миром-то стало, видели? С каждым годом всё хуже. Я не хочу остаток жизни стыдиться, что просидел на задворках, когда другие добивались перемен!

— Тогда идите к дому папаши Ника, — приказала Брунгильда, — берите экипажи, которые там стоят, и прорывайтесь через ворота. В городе Пара отыщите «Ночную лилию», спросите Ловкача, и для вас найдут дело под силу. Там же получите оружие, если не раздобудете раньше.

Толпа с рёвом хлынула наружу. Хитринку чуть не унесло, хорошо хоть Гундольф успел придержать.

— Ты форму-то сними, — посоветовал напоследок седой рабочий с согнутой спиной. — Не то угодишь под пулю. Разбираться уже не станут.

Гундольф послушно потянул куртку, и Брунгильда взялась ему помогать.

— Не надо, — сказал он, отворачиваясь.

— Ты с одной рукой, не спорь, — отрезала она. — Теперь за остальными, живо! Сейчас у дома Эдгарда поднимется шум, нам нужно успеть проскользнуть внутрь.

Выйдя во двор, Гундольф первым делом покосился в сторону переулка, где на Хитринку напали. Там лежало неподвижное тело, зачем-то прикрытое сверху курткой, и поодаль ещё одно.

— Ну ты зверь, — сказал Гундольф Брунгильде. В голосе его, правда, не было ни удивления, ни восхищения, а только что-то похожее на печаль с осуждением вперемешку. — Где стрелять-то так выучилась?

— Уж нашла учителей, — усмехнулась та. — Подумала, в жизни пригодится, и как видишь, оказалась права.

— А я тебя, выходит, совсем и не знал, — со вздохом сказал Гундольф. — Где же та девочка, которая любила цветы и не могла сдержать слёз в театре, если пьеса оказывалась печальной?

— Та девочка, — жёстко сказала Брунгильда, — рыдала бы сейчас от страха, запертая вон там, под замком, потому что не смогла бы дать отпор. А может, она и вовсе бы сюда не добралась.

— Или она не оказалась бы тут, — возразил её собеседник. — Не влезла бы во всю эту грязь.

— Я давно уже не та девочка, Гундольф, — отрезала Брунгильда. — Прекрати пытаться разглядеть её во мне. Не время для разговоров, идём.