Серебряная лоза (СИ)

Ковар даже не успел подать команду — едва открыл рот, как клубок сплетённых тел исчез из виду, покатился вниз, ударяясь о выступы склона. Звучали удары — то глухие, то звонкие. Затем они затихли.

Марта кинулась к нему, и он обнял девочку, подхватил на руки. Какое-то время они просто стояли в молчании.

— Я знала, что ты мне не приснился, — наконец сказала Марта. — Я так рада, так рада, что ты пришёл!

— Ты прости, я опоздал, — ответил ей Ковар. — Нужно было раньше. Но теперь ничего не бойся, всё будет хорошо.

— А мы посмотрим, что случилось с этим?.. Я надеюсь, он подох!

Не лучшие слова для маленькой девочки, но хвостатый даже не собирался её упрекать. Не спуская Марту с рук, он зашагал по дороге вниз. Ушибленное бедро ныло.

Они нашли господина Ульфгара и Верного внизу, почти у подножия. Волк, искорёженный и разбитый, слабо вильнул хвостом, и красный его зрачок погас. Будто он ждал до последнего, выглядывал своего хозяина, чтобы уйти спокойно.

Господин Ульфгар ещё дышал, но было очевидно, что кости пернатых не выдерживают падения с большой высоты. Он с ненавистью поглядел на пришедших одним глазом — второй заливала кровь.

— Бедненький волк, — сказала Марта. — Оттащи его в сторону, дальше от этого.

Хвостатый спустил девочку на землю и сделал, как она просила. Всё равно он не собирался оставлять зверя в этом чужом мире. Волка можно починить ещё раз, хоть и трудно будет тащить наверх. Но что он за мастер и что за друг, если его остановит такое!

А когда Ковар убрал волка в сторону, Марта вдруг запела. Господин Ульфгар внимал с недоумением этой песне без слов, не ведая, что случится дальше.

И история, что началась именно здесь много лет назад, здесь и закончилась.

Пернатый юноша, чей нрав порой пугал родителей, а спина от рождения выглядела слишком прямой, не был допущен до Испытания, но из зависти к брату всё равно прыгнул и однажды уже лежал здесь, искалеченный. У него не оказалось крыльев, и силу он обрёл едва наполовину, а то и меньше. Тогда лишь любовь близких удержала его на краю. За дело взялись и лекари, и мастера, и им удалось восстановить тело, но душа, расколотая в тот роковой день ещё сильнее, утратила то немногое добро, что жило в ней.

Пернатые всегда правили этими землями. Но то, что другие осознавали как большую ответственность, Мильвус — тогда ещё не господин Ульфгар — расценивал лишь как удовольствие. Потому он счёл себя несправедливо обделённым и решил захватить силой то, что полагал своим по праву.

В живых он оставил лишь брата, самого близкого друга, который только у него был. Того, кто всегда находился рядом, кто утешал, выслушивал и поддерживал. Исковерканная завистью любовь превратилась затем в одну только ненависть, когда и брат попытался выступить против него.

Мильвус тогда ещё не знал, что однажды, много лет спустя, его погубит девочка — плоть от плоти его брата, и один из собственных волков, чьё сознание Альседо когда-то изменил ценой крови. И ещё серебряная лоза, которую Мильвус так старался извести, но семена её, незримые, проросли.

Марта закончила песню. Они с хвостатым стояли у хрупкого серебристого ростка, раскачивающегося над тем, кто покорил однажды два мира, но не оставил по себе добрых воспоминаний.

Сейчас только Ковар заметил, как тяжело здесь дышится. Горячий и пыльный воздух обжигал горло, застревал в груди кашлем. Ни травинки, ни деревца, ни движения, лишь небольшие бурые вихри кружили вдали над равниной.

— Это, Марта, твой родной мир, — сказал хвостатый. — Светлые земли. Я знаю о нём со слов твоего отца, и позже я всё тебе расскажу. Но сейчас нам, пожалуй, пора убираться отсюда. Ты как, сильно болит?

— Да уж потерплю, — шмыгнула носом девочка. — Я хочу к Грете, отведёшь меня к ней?

— Отведу, — пообещал Ковар.

Они кликнули дрожащего стражника, который и сам уже спускался вниз, и кое-как, с передышками, дотащили разбитого волка до иссохших арок. Там Марта, почти не поморщившись даже, открыла врата, и трое вернулись в мир, из которого пришли.

Эпилог

Хитринка приникла к окну, надеясь, что снаружи она не слишком заметна. Темнело, и свет на кухне не горел.

За забором она увидела стражников. Те отступали, отстреливаясь, их преследовали какие-то люди. Затем взревел мотор экипажа — Карл отчего-то бросил машину, уйдя в город пешком. А теперь на экипаже кто-то уехал. Наверное, удрали стражники, так как их преследователи, махнув рукой, побрели к городу.

Тут Хитринка поспешила к двери и, дрожа, задвинула засов. Дом показался ей ненадёжной защитой, но и бежать было некуда, да и нельзя. Она взмолилась, как умела, чтобы Карл вернулся поскорее.

Каверза вела себя беспокойно, бормотала что-то неразборчивое, но, по крайней мере, она ещё дышала. Время шло, и по подсчётам Хитринки Карл уже должен был идти обратно. Если, конечно, он нашёл доктора. Если с ним самим в городе ничего не случилось…

С улицы вновь донеслись голоса. Хитринка поглядела, но не рассмотрела, кто там — стало уже совсем темно.

— Укроемся в доме, — прозвучало совсем рядом, и дверь дёрнули.

— Заперто!

— Ну так разбей окно!