У себя в кабинете он сел перед «Белой обезьяной». Эта стратегическая позиция помогала ему проникнуть в глубь его семейных отношений. Флёр всегда должна быть первой, хочет играть главную роль. Люди, которых она коллекционирует, не смеют жить своей жизнью! Эта мучительная догадка его испугала. Нет, нет! Просто-напросто она привыкла держать во рту серебряную ложку и не может с ней расстаться. Она недовольна, что он интересуется не только ею. Вернее, недовольна собой, потому что не может разделять его интересы. В конце концов это только похвально. Она возмущена своим эгоцентризмом. Бедная девочка! «Надо последить за собой, — думал Майкл, — а то, чего доброго, изобразишь современный роман в трех частях». И он задумался о научном течении, которое утверждает, что по симптомам можно определить причину всякого явления. Он вспомнил, как в детстве гувернантка запирала его в комнате, — с тех пор он ненавидел всякое посягательство на свою свободу. Психоаналитик сказал бы, что причина в гувернантке. Это неверно — для другого мальчика это могло бы пройти бесследно. Причина в характере, который наметился раньше, чем появилась гувернантка. Он взял с письменного стола фотографию Флёр. Он любит это лицо, никогда не разлюбит. Если у нее есть недостатки — что ж, а у него их разве мало? Все это комедия, нечего вносить в нее трагический элемент. И у Флёр есть чувство юмора. Или нет? И Майкл всматривался в лицо на фотографии…
Но, подобно многим мужьям, он ставил диагноз, не зная фактов.
Флёр смертельно скучала в Липпингхолле. Даже коллекционировать министра ей надоело. Она скрывала свою скуку от Майкла, но самопожертвование обходится не дешево. В Лондон она вернулась враждебно настроенная к общественной деятельности. В надежде, что одна-две новые шляпы поднимут ее настроение, она отправилась на Бонд-стрит. На углу Бэрлингтон-стрит какой-то молодой человек остановился, приподнял шляпу.
— Флёр!
Уилфрид Дезерт! Какой худой, загорелый!
— Вы!
— Да. Я только что вернулся. Как Майкл?
— Хорошо. Только он член парламента.
— Ой-ой-ой! А вы?
— Как видите. Хорошо провели время?
— Да. Я здесь только проездом. Восток затягивает.
— Зайдете к нам?
— Вряд ли. Кто раз обжегся…
— Да, обгорели вы основательно!
— Ну, прощайте, Флёр. Вы совсем не изменились. С Майклом я где-нибудь увижусь.
— Прощайте! — Она пошла дальше, не оглядываясь, а потом пожалела, что не знает, оглянулся ли он.
Она отказалась от Уилфрида ради Майкла, который… который об этом забыл! Право же, она слишком самоотверженна!
А в три часа ей подали записку.
— Посыльный ждет ответа, мэм.
Она вскрыла конверт со штампом «Отель „Космополис“».
«Сударыня,
Просим прощения за причиняемое Вам беспокойство, но мы поставлены в затруднительное положение. Мистер Фрэнсис Уилмот, молодой американец, с начала октября проживающий в нашем отеле, заболел воспалением легких. Доктор считает его состояние очень серьезным. Учитывая это обстоятельство, мы сочли нужным осмотреть его вещи, чтобы иметь возможность поставить в известность его друзей. Но никаких указаний мы не нашли, за исключением Вашей визитной карточки. Осмеливаемся вас просить, не можете ли Вы нам помочь в этом деле.
Флёр всматривалась в неразборчивую подпись и думала горькие думы. Джон прислал к ней Фрэнсиса словно для того, чтобы известить о своем счастье; а ее враг этого вестника перехватил! Но почему же эта дрянь сама за ним не ухаживает? Ах, вздор! Бедный мальчик! Лежит больной в отеле! Один-одинешенек!
— Позовите такси, Кокер.
Приехав в отель, Флёр назвала себя, и ее проводили в номер 209. Там сидела горничная. Доктор, сообщила она, вызвал сиделку, но та еще не пришла.
Фрэнсис с пылающим лицом лежал на спине, обложенный подушками; глаза его были закрыты.
— Давно он в таком состоянии?
— Я замечала, что ему нездоровится, мэм, но слег он только сегодня. Должно быть, запустил болезнь. Доктор говорит, придется обернуть его мокрыми простынями. Бедный джентльмен! Он без сознания.
Фрэнсис Уилмот что-то шептал, видимо, бредил.
— Принесите чаю с лимоном, жидкого и как можно горячее.
Когда горничная вышла, Флёр подошла к нему и положила руку на его горячий лоб.
— Ну как, Фрэнсис? Что у вас болит?
Фрэнсис Уилмот перестал шептать, открыл глаза и посмотрел на нее.
— Если вы меня вылечите, — прошептал он, — я вас возненавижу. Я хочу умереть, скорей!