Серебряная пуля

Хохотва? Этого он знает плохо. Довольно странный тип, даже неприятный. Может, его?.. Но и он отнесся по-человечески. Проявил, что называется, участие, старался помочь…

Пантелеев? Виновник всех бед. Человек, на котором висит проклятье, на совести его — десятки жизней. Но ведь он в забытьи и даже не испытает страданий, а без страданий жертва теряет смысл.

— Послушай, Илья, — сказал он Безменову, — дай мне свой пистолет.

— Зачем это? — удивился Илья.

— Тебе что, жалко?

— Да нет, не жалко, но объясни, для чего?

— Просто хочу подержать в руках оружие. Ощутить его тяжесть. Прикоснуться к смерти.

— Мне кажется, ты уже и так достаточно наприкасался. Пожалуйста, возьми, только я обойму для порядка вытащу.

Тот взял его, взвесил в руке, зачем-то дунул в ствол.

«Вот оно! — ударило в мозгу Осипова. — Ты хочешь прикоснуться к смерти, давай, действуй. Обоймы в оружии нет, но в стволе есть патрон. Илья забыл, что перед тем как войти в дом, он передернул затвор».

Осипов стоял, опустив голову, словно в глубокой задумчивости. Интересно, что и остальные замерли, ожидая неведомо чего.

И внезапно Осипов понял. Все, о чем он сейчас думал, пришло не из его собственного разума, а из темного сознания того существа, что угнездилось в нем с нынешней ночи. Оно подсказывает, оно провоцирует, оно представляет реальность в черной беспросветной мгле, и это только начало. Уже сейчас ему почти невозможно сопротивляться, а что будет дальше: через неделю, через месяц, через год? Он сам станет монстром, таким, как физрук, как Пантелеев. Он — уже не человек, он — оборотень. Он!!!

Но этому еще не поздно положить конец. Побочные инстинкты не возобладают над ним.

Илья словно во сне наблюдал, как его лучший друг сунул ствол «Макарова» в рот и нажал спусковой крючок.

Последнее, что успел увидеть журналист перед тем, как серебряная пуля разнесла ему затылок, было искаженное лицо вскочившего с дивана Пантелеева. Его дикий вопль он уже не слышал.

Несколько секунд никто не мог прийти в себя. Первым опомнился Илья. Он бросился на Пантелеева с криком:

— Вяжи его!

Но в этом, видимо, не было необходимости. Кинорежиссер рухнул на пол и стал корчиться в ужасных конвульсиях. Казалось, сквозь него проходит электрический разряд огромной силы. Он бился об пол, точно эпилептик, сотрясался в безумном припадке. Нечто, как он надеялся, ушедшее навсегда, возвращалось в свое привычное обиталище. Чужой разум, как случайная квартира, оказался неприспособленным для него.

3

Машина, подпрыгивая на ухабах, неслась по направлению к Рязани. В кабине было трое: за рулем, то и дело протирая воспаленные, красные от бессонницы глаза, сидел Илья Безменов, на заднем сиденье, из последних сил борясь со сном, клевал носом Хохотва, рядом привалился в угол режиссер Комов, он же Пантелеев. Данный субъект был крепко связан по рукам и ногам, да при этом еще находился в бессознательном состоянии. Перед тем как погрузиться в машину, ему вкатили лошадиную дозу снотворного.

Илья чисто автоматически вел машину, на время вычеркнув из памяти все произошедшее. Сейчас главное — довести дело до конца, о том, что произошло в дачном доме, об оставленных без присмотра трупах, о предстоящих объяснениях он старался не думать. Только бы доставить этого монстра в Рязань, в передвижной цирк!

«Ну доставишь ты его, а дальше? — эта мысль неотступно вертелась в мозгу, не давая сосредоточиться на обдумывании дальнейших действий. — Дальше-то что? Там посмотрим, — убеждал себя Илья, — ведь развязка, по сути дела, уже наступила. Погиб Осипов, и тот, другой… А если все это бред?»

— Эй, ученый! — окликнул он Хохотву. — Ты бы поговорил со мной, а то я засыпаю, можем не доехать… Врежемся в какой-нибудь придорожный столб — и привет. Давай, говори.

— О чем?

— Да о чем угодно. Ты веришь, что все получится?

— Кто его знает? — Хохотва зевнул и потянулся. — А я тоже задремал. Может, и получится. Честно говоря, еще вчера я бы с уверенностью сказал, что все это вздор. А теперь, после случившегося… Даже не знаю… Я о другом думаю. Вот мы оставили в том доме Ивана Григорьевича и этого фотографа. Как-то не по-человечески.

— Да не береди ты душу. Сам понимаю, но промедление еще хуже. Мы ничего наверняка не знаем, а если он в действительности… — Илья замолчал, словно не решаясь произнести, — …оборотень, — наконец выговорил он. — Сколько он еще может натворить. Ты же сам видел…

— А если нет?

— Тогда… тогда… — Он снова замолчал, — Тогда мы пропали. Кстати, как он там?

— В отрубе. Действие снотворного кончится часа через четыре. Хорошо, привезем мы его в цирк… В клетку, что ли, засунем?

— Именно.

— А потом.

— Потом? Я думаю, если он действительно оборотень, то должно совершиться превращение, как только взойдет полная луна.

— И?