Серебряная пуля в сердце

– Представляю, как удивится ее брат, – сказал Денис.

10

– Я немного приболела, поэтому решила остаться дома. Иначе вы бы меня не застали. Я прихожу сюда затемно, иногда вообще ночью.

Таисия встретила Глафиру на пороге квартиры в домашних широких штанах черного цвета и трикотажной бежевой тунике. Горло ее было обмотано шерстяным красным шарфом.

Это была довольно высокая стройная женщина со светлыми стрижеными взлохмаченными волосами и розовым лицом. Внимательные карие глаза, курносый, покрасневший от насморка нос, слегка припухшие губы. Возраст Таисии из-за отсутствия морщин было довольно трудно определить, ее зрелость выдавал лишь серьезный и слегка надменный взгляд плюс, конечно, манера разговаривать. При всей скромности обстановки чувствовалось, что перед Глафирой начальница.

– Это ваша квартира? – спросила Глафира, следуя за хозяйкой в кухню.

– Вы извините, что я приглашаю в кухню, у меня в комнате не прибрано, – сухо сказала Таисия. – Вот, садитесь, пожалуйста.

И тут она улыбнулась. Совершенно неожиданно, осветив захламленное, полное запечатанных скотчем картонных коробок и тюков помещение.

– Понимаю, что вас шокирует вид жилища, но это не моя квартира, съемная, я здесь последние дни, уезжаю к матери и сестре в Украину. Так все сложилось. Вот, упаковываю весь свой скарб, не знаю только, как все это довезу.

– Вы поедете на поезде?

– Нет, на своей машине, у меня «Матис», маленькая машина, но очень вместительная… В тот день, когда я грузила в нее свою четырехконфорочную плиту…

– В «Матис»? – переспросила Глафира.

– Да-да, не удивляйтесь! Туда поместились еще кресло-качалка плюс чемоданы и коробки… Так вот, – Таисия поставила перед гостьей чашку с горячим чаем и придвинула сахарницу, – тогда, как раз накануне своего путешествия в Украину, я виделась со Стеллочкой в предпоследний раз. Ведь вы же пришли поговорить о ней?

– Да, конечно, я же сказала вам по телефону.

– Значит, это Дима никак не может успокоиться. Что ж, я хорошо понимаю его. Он обожал Стеллу, он бы все для нее сделал, для живой… Оказывается, и для мертвой тоже. Знаете, когда я произношу ее имя, мне кажется, что у меня челюсти сводит судорогой… Я до сих пор не могу поверить, что ее нет в живых. Она была самая живая из всех нас. Печенье? Пирожные?

Таисия встала и проворно наклонилась к какому-то ящику, выудив оттуда коробки с печеньем.

Сквозь плотные желтые шторы на окне в кухню пробивались скупые утренние солнечные лучи, окрашивая все в желточно-лимонный цвет.

Глафира подумала, что до того, как Таисия приняла непростое для себя решение покинуть этот город, в котором она, по словам Дмитрия, прожила больше двадцати лет, в этой или какой-то другой квартире, где ей приходилось жить, было гораздо уютнее и теплее. Что-то в этой женщине было такое, чего Глафира сначала не могла понять, разгадать, и лишь после того, как ее угостили чаем, она поняла, в чем дело: в Таисии накопилось слишком много нерастраченной любви. Неважно, к чему – к домашнему уюту ли, к любимой собаке или мужу. Словно она всю свою жизнь копила любовь, собиралась излить ее на что-то или кого-то, но так пока и не нашла подходящего объекта. Глафира и сама не могла бы объяснить, откуда вдруг в ней появились эти мысли и ощущение. Она видела перед собой очень сильного человека и одновременно очень слабого. Надломленного. И в этих картонных коробках были упакованы не только тарелки и кастрюли, продукты и консервы, а тяжелый багаж разочарований и неудач.

– Да, это Дима попросил нас разобраться, кто и за что мог убить вашу подругу. Расскажите, как все было. Пожалуйста. Ведь это вы позвали ее туда, на это собрание.

– Хорошо, я вам все расскажу. Вот Диме не рассказала бы, просто духу не хватило, а вам расскажу. Тем более что и так же все ясно. Разве могла Стелла сама, по своей воле притащиться рано утром на какое-то собрание, посвященное вопросу строительства дома?

– Так дома или детского сада?