Серебряная пуля в сердце

Она вдруг резко поднялась и схватила его за обезумевшие руки, впилась в них мертвой хваткой.

– Гена, пожалуйста, не надо!

Но он, казалось, не слышал ее. Одной рукой он поймал обе ее руки и с силой сжал, придавил к подушке над головой. В это время его вторая мощная рука снова оказалась под юбкой, он рывком принялся стягивать с нее чулки, трусики. Она в какой-то момент погрузилась в стыдливое леденящее оцепенение и, словно парализованная, не могла проронить больше ни звука, чувствуя, как мужчина овладевает ею, как проникает в нее, грубо, жестоко, по-хозяйски. А чего она ждала? Разве она не понимала, чего хочет от нее этот огромный и сильный да к тому же еще и влюбленный в нее мужчина? Он хочет, чтобы она принадлежала ему. Чтобы он мог вот так, в любое время дня или ночи, задрать юбку и изнасиловать ее. А взамен он сделает ее официальной женой, подарит золото, деньги, шубы, машины…

Она и сама не могла понять, почему в последнее время близость с мужчиной, неважно с каким, доставляет ей боль и мучение. Она была молодой здоровой женщиной, так и не научившейся получать удовольствия от физической любви. Нежный и деликатный Арсенин был для нее недостаточно мужественен, ей всегда казалось, что ему не хватает каких-то качеств, присущих животным, самцам. Пожалуй, ей хотелось от него грубости и какой-то дерзости, смелости. Бобров же, наоборот, был слишком уж зверем, и это тоже отталкивало ее от него. К тому же она успела изучить его за то время, пока была его любовницей, и знала, что мужчина он темпераментный, ненасытный, и исполнять супружеский долг ей придется каждый день, если не чаще. Это было единственным препятствием в предлагаемом ей браке, и не так-то просто ей было на него решиться. Разве что заставить себя взглянуть на эту сторону любви каким-то другим, новым взглядом? Все-таки он так любит ее и так богат… К тому же он, судя по всему, однолюб, а это значит, что не станет ей изменять.

…Она открыла глаза. Над ее головой раскачивалась роскошная гроздь черного винограда. Взгляд мужчины, склонившегося над ней, был исполнен благодарности.

– Господи, Люда, как же я люблю тебя… – сказал Геннадий, лаская ее щеку спелыми темными ягодами.

– Гена, я боюсь… – прошептала она, и слезы градом покатились по ее щекам. – Я очень боюсь. Мне страшно…

Взгляд ее заметался по гостиничной комнате, словно ища выхода. Ее всю затрясло.

– Гена, мне страшно, ты понимаешь, нет?

Она сделала резкое движение, чтобы встать, но его сильная рука сдержала этот порыв.

– Людочка, что случилось? Чего ты боишься?

– Гена, мне надо с тобой поговорить…

Она села на постели, укуталась одеялом так, что видна была только голова с растрепанными волосами. Людмила хлопала глазами и никак не могла собраться с мыслями.

– Послушай, только прошу тебя быть откровенным, от этого слишком многое зависит в нашей с тобой жизни.

А мысленно твердила: «Господи, помоги! Господи, помоги!»

– Помнишь, тогда, давно, год тому назад, я сказала тебе, что была бы счастлива, если бы в моей жизни не было Стеллы.

– Ну, наверное, помню… А что? Сейчас же ее нет, и ты должна была бы успокоиться.

– Гена, ты сказал мне, что решишь эту проблему… или что-то в этом духе. Скажи, это ты ее… там, в гимназии?

Геннадий отстранился от нее и какое-то время смотрел словно сквозь нее, в невидимое человеку пространство. Вероятно, в этот момент в его голове, шурша кинолентой памяти, мелькали кадры годичной давности: где он был, о чем с ней говорил, когда точно и где все это происходило.

– Вспоминай. Ты пришел тогда ко мне, думал, что я одна, ты настаивал, и я, чтобы остудить тебя, начала говорить про Стеллу, про то, как она отравляет мне жизнь, как раздражает… Ты накануне привез мясо, и Дима сказал, чтобы я отложила Стелле ее долю… Меня это просто взбесило, я сказала ему, что у нее должна быть своя семья, и ее муж, а не брат, должен заботиться о ней, что она уже взрослая девочка и хватит ее уже опекать, обеспечивать мясом!

– Да-да, я вспомнил этот день. Ты действительно говорила про Стеллу…

– И ты сказал, что решишь эту проблему, а потом, чуть ли не на следующий день, случилось то, что случилось… Стеллу убили.

В этот момент раздался звонок, и Людмила буквально подскочила на кровати – настолько резко и несвоевременно он прозвучал. Геннадий взял телефон с ночного столика и передал ей. На дисплее высветился хорошо знакомый ей номер: это была Валя, уборщица из пирожковой.

– Да, Валюша, привет! Что-нибудь случилось?

Валентина ей практически никогда не звонила – незачем было. А вот Людмила названивала ей время от времени, прося выполнить какие-то мелкие поручения. Валя одна воспитывала маленьких близнецов, и Людмила, чтобы не унизить личными денежными подачками, давала ей возможность подработать: сходить на рынок за продуктами, привезти вещи из химчистки, встретить Гришу из школы, поехать с Гришей на лечебные процедуры в поликлинику… Валя была ей бесконечно благодарна за этот пусть и небольшой, но приработок.