Серебряная река

— Так мы всегда делаем у меня дома, — возразила она. — Клянусь вам, у меня и в мыслях не было ничего неуважительного. Это повсеместно распространенный метод, о нем даже дети знают. Я бы никогда…

Рустам рассмеялся. Его смех был какой-то сдавленный, словно смеялся он редко, но этот смех совпадал с яркими искорками, загоревшимися в его слишком темных глазах. По его лицу расплылась улыбка, и Дарийя почувствовала, что краснеет еще сильнее.

— Помет животных… — не переставал дивиться Рустам. — Должно быть, у творца припасено для меня еще немало тайн. — Он снова поймал ее взгляд. — Кто вы?

Она медлила, размышляя, не назваться ли вымышленным именем. Наверное, лучше было бы остаться анонимом, но она поймала себя на том, что хочет сказать ему правду.

— Меня зовут Дарийя.

— Дарийя. А меня — Рустам, хотя, подозреваю, что вам это известно. — Его искривленные губы свидетельствовали о некоторой доле самоуничижения. — А где ваша земля, на которой из этого навоза растет млухия?

Дарийя не могла не ответить ему улыбкой:

— В Египте.

— Дарийя из Египта. — Рустам назвал ее имя так, словно оно было титулом, и, хотя такое произнесение каким-нибудь другим джинном прозвучало бы иронично, в его голосе она не услышала ничего, кроме тепла. — Я видел вас раньше. Вы прачка из лазарета, верно?

— Да. Но я удивлюсь, если вы скажете, что обращали на меня внимание раньше. Мы стараемся никому не попадаться на глаза.

— Я видел, как вы стираете белье в канале вместе с другими женщинами. У вас… у вас довольно запоминающаяся улыбка. — Он слегка зарделся, сказав это, а начав следующий вопрос, запнулся: — Вам… м-м-м… вам нравится ваша работа?

Нравится ли ей стирать тряпки для злобного джинна? Он у нее серьезно это спрашивает?

— Жалованье приемлемое, — ровным голосом сказала она.

Он хмыкнул:

— Дипломатический ответ. — Он помедлил, опустил глаза. — А не хотели бы вы работать лучше здесь, а не прачкой? Я имею в виду в саду. Для меня.

— Вы хотите, чтобы я работала в вашем саду?

— Что я могу сказать? Я заинтересовался этими методами, которые используют люди, я о них в полном неведении, а дитя человеческое так хорошо информировано. Кто знает, чему еще вы сможете меня научить.

Дарийя насторожилась. Бага Нахид казался довольно дружелюбным — он был гораздо добрее, чем в тех историях, которые она слышала, — но Дарийя на собственной шкуре узнала, что такое довериться джинну.

— Вы часто делаете такие предложения женщинам, которые пускают вам кровь?

Рустам поймал ее взгляд:

— Такого предложения я не делал никому.

Так. Сердце Дарийи забилось чуточку быстрее. Она даже подумала, что он слышит, как оно стучит. Люди говорили, что Нахиды способны на такое.

Люди говорили, что Нахиды способны на кое-что и похуже. Ее категорически предупреждали держаться подальше от священников мужского и женского пола из черноглазых дэвов. От тех, что под надзором нощно и денно, потому что они считаются очень опасными. А она теперь флиртовала с самим Багой Нахидом в его саду.

Люди столько всего говорили, и она часто думала — а сколько из них и в самом деле встречали кого-нибудь из Нахид?

Храбрость вернулась к ней.

— Я слышала, что ваш народ не любит таких, как я, — без экивоков сказала она. — И вы хотите, чтобы кто-то с человеческой кровью работал у вас в саду? А это позволяется?

— Решать, кто работает в моем саду, — одна из немногих свобод, что у меня еще остались. — Его рот на мгновение исказила гримаса горечи, а сам он словно занервничал. Он взял свою вуаль, принялся возиться с бечевками. — Но только если вас интересует такая работа. Правда. Я не поставлю вам в вину, если вы откажетесь.

Отказ, видимо, был мудрым выбором. Дарийя не была ни молода, ни глупа, и, хотя он надел свою вуаль, она успела отметить румянец на его щеках. Стирать тряпки для злобного джинна было занятием отвратительным, но встречаться взглядом с Багой Нахидом казалось делом опасным на совершенно другом уровне.

«И ты собираешься вот так провести свои оставшиеся десятилетия? Века». Почувствовав себя немного смелее, Дарийя посмотрела на его руки, его длинные пальцы, испачканные землей, в которой он возродил млухию, а потом заглянула в черноту его мягких глаз.

Она глубоко вздохнула:

— Хотите супа, Бага Рустам?

Он моргнул:

— Что?

Дарийя провела рукой по кустам млухии.

— Вы довели их до стадии зрелости. Может быть, я смогу приготовить суп, из-за которого я и набросилась на вас, и мы сможем обсудить справедливое жалованье?

В уголках глаз Рустама появились морщинки — он улыбался.

— Это будет восхитительно.

Хацет

Эти события происходят за два десятилетия до «Латунного города» и не содержат спойлеров.

Сеиф Шефали, казалось, исполнился решимости покончить с браком дочери еще до того, как он начнется.

— Выглядит он старовато, — сказал ее отец довольно громко, чтобы все слышали. — Старее, чем они говорили.