Серебряная река

Эти мысли еще сильнее завладели им после встречи со старым приятелем на той вечеринке на крыше. Когда-то их жизненные дороги разошлись, но теперь странным образом пересекались снова, и сейчас он шагал по Блумсбери, чтобы встретиться с тем, кого еще несколько дней назад практически не помнил и не рассчитывал опять увидеть. Наступили сумерки, и иностранные студенты стояли перед своими освещенными ночными огнями общежитиями, изучая карту города; на скамейках скверов сидели парочки, нервно, как прелюбодеи, сжимая ладони друг друга; в освещенных окнах колледжей и институтов можно было видеть студентов, с вниманием или безразличием слушавших преподавателей. Предстоявшая встреча вызывала у Ника некоторое беспокойство. Его смутила резкость Джорджа в саду на крыше, и он совсем не испытывал желания, чтобы кто-то оценивал, каким он был в прошлом.

Джордж, как Ник, в общем-то, и предполагал, опаздывал. Еще раз взглянув на часы и подумав, не вернуться ли домой, он увидел улыбающегося Джорджа, идущего в его сторону с вытянутой рукой. Они пошли к отелю, с некоторым напряжением поддерживая разговор, как те, кто давно не виделся и плохо знает друг друга.

– Это не самый хороший отель, – сказал Ник. – Мы можем пойти в паб или другое место, если ты хочешь.

– Все равно. Мне главное – поговорить.

– Ну, поговорить там можно.

Бар отеля находился на углу и был пуст, если не считать японца, болтавшего от скуки с барменом в бабочке, который вытирал стаканы. Интерьер отеля был выдержан в розовых и серых тонах, по стенам висели незапоминающиеся картины пастельных оттенков, а филиппинка в переднике опрыскивала листья каких-то больших растений. В баре играла тихая музыка. Песня «Все мои чувства полны тобой» вилась подобно дымку над столиками и пепельницами. Бармен обрадовался возможности обслужить кого-то другого и прекратить беседу с японцем.

– Да, – сказал Ник, осторожно поставив пиво на столик, – неожиданная у нас с тобой получилась встреча в прошлый раз. Как твой отец? По-прежнему работает на почте?

– Он вышел на пенсию и вернулся в Лагос. Чертов город – никакого порядка. Отец не садится на рейсы, которые прилетают ночью, потому что по дороге из аэропорта могут ограбить. Он тридцать лет гнул спину в этой проклятой стране и теперь должен бояться, чтобы у него не украли деньги, когда он возвращается.

Ник кивнул.

– Как он называл эту еду, которую советовал мне обязательно попробовать, если я поеду в Нигерию?

Он вспомнил комнату Джорджа и хохот мистера Ламиди, угрожавшего отвезти его в Нигерию и заставить съесть… как это называлось?

– Гари, – засмеялся Джордж. – Миска этой штуки вырубила бы тебя, дружище.

– Ты разговариваешь совсем как он.

– Думаю, это неудивительно.

Последовавшая пауза была внезапно прервана звонком мобильного телефона Джорджа. Он достал мобильник.

– Да. О боже… Нет… Не знаю… В конце концов, это не мои проблемы… Джейсон, постарайся справиться… Послушай, у меня сейчас встреча… пока. – Все это он произнес все тем же слегка усталым и чуть раздраженным тоном, затем закрыл телефон и положил его на стол перед собой, некоторое время рассматривая, прежде чем снова поднять стакан с пивом. И вдруг Ник понял, что Джордж несчастен. Не в данный момент, а в целом, в жизни. Его резкость и горечь были частью какого-то более общего страдания, в котором он, возможно, никогда не признается – во всяком случае, не Нику. И все же это чувствовалось в выражении усталой раздражительности, в легкой тоске разочарованного ума.

– И давно ты занимаешься такой работой? – спросил Ник, кивнув бармену, который переменил им пепельницу.

– Слишком давно. Я как-нибудь вечером вытащу тебя прогуляться, Ник. Со мной тебя всюду пустят. Тебя и твою девушку, Кейтлин. Мне нравится ее имя. Но тебе нужно будет подготовиться для серьезной вылазки. Я мог бы показать тебе кое-что интересное… – Он затих, как будто эта мысль уже стала ему неинтересна.

Ник кивнул.

– А что с этим, о чем ты собирался рассказать мне?

Последовала пауза.

– У тебя есть сигареты? – спросил Джордж.

Ник протянул ему сигарету и положил пачку на стол.

– Бери сколько нужно.

– Много ты встречал людей, которые попали в тюрьму за то, чего никогда не совершали?

– Да, немало.

– Это самое ужасное, что может произойти в жизни. Оказаться запертым в камере, голые стены кругом, и еще какой-нибудь псих, который мечтает вставить тебе в задницу. И все за то, чего ты никогда и не совершал…

Ник кивнул. Мысль о тюрьме всегда ужасала его, независимо от того, виновен был человек или нет. Время тянется бесконечно, ты сам себе не хозяин – полное лишение свободы воли и индивидуальности. «Взаперти» – в этом выражении уже слышалось насилие. Он допускал, что в этом была одна из задач тюрьмы – запугать человека так, чтобы впредь ему неповадно было делать то, чего ему делать нельзя, чтобы максимально сократить количество потенциальных преступников.

– У меня есть друг, хороший друг. Отбывает пожизненное. За то, чего никогда не совершал.

– За что его посадили?

– За убийство. Но он не совершал его.

– Как это произошло?