Серебряная река

Я ничего не могу ответить: я слишком ошеломлен тем, что сказал Клаудио. Разве я прожил свою жизнь, не заботясь о других? Разве я эгоистично играл в революционера, пока моя жена укладывала детей спать и утирала их слезы? Было ли это подлинной страстью или просто веянием времени, данью моде? Может быть, я действительно растратил жизнь, занимаясь утонченным притворством и избегая ежедневного труда, основательности и переговоров, благодаря которым люди могут жить как общественные существа?

– Он скоро вернется, – сказала Эмили спокойно. – Клаудио много думал о том, чтобы вы поехали с нами. Он очень хочет этого. Я думаю, его просто разочаровала ваша реакция.

– Я никогда никому не хотел причинить вреда. Однако Клаудио прав. Ему пришлось таскаться по разным местам. Хотя в то время… это трудно объяснить… у меня не было ощущения, что есть какие-то другие варианты. Дело вовсе не в том, что я был беспечным.

– Клаудио много рассказывал мне о том, как его обижали в школе. – Эмили перебрасывает камушек с ладони на ладонь. – Вы знали об этом?

– Нет, – говорю я хмуро.

– Почему ваша жена вернулась в Голландию?

– Ей не понравилась Англия. А наши с ней отношения прекратились задолго до этого.

– Почему же она не вернулась в Уругвай?

– Многие уезжают из Уругвая. Не только по политическим причинам. В Голландии им было лучше. Моя дочь смогла там учиться. А Клаудио просто устал от переездов…

– И он не хотел оставлять вас одного. Он любит вас и восхищается своим отцом. Пошли найдем его. Я проголодалась.

Мы идем вдоль берега и находим Клаудио, который печально сидит и смотрит на волны, набегающие на берег. Эмили гладит его по голове и уходит вниз, к морю; там она бродит босиком по воде, придерживая юбку руками; волны хлопают по ее голым ногам, и она слегка подпрыгивает на каждой волне. Я сажусь рядом с Клаудио.

– Прости меня.

– Все нормально.

– Я виноват во всем, – добавляю я, – ты был прав.

– Я тоже не во всем прав, – говорит он. – Я уважаю дело, которым ты занимался. Оно было обречено, но ты все-таки боролся. Нельзя отказываться от того, во что ты веришь, только потому, что у тебя есть дети.

– Не каждый согласится с этим, – отвечаю я.

– Да, конечно. Это – как те политики, которые утверждают, что не могут допустить, чтобы их дети страдали из-за их политических взглядов, и поэтому посылают их учиться в частные школы. Это очень жалкий довод.

– Конечно, в нем нет логики, – отвечаю я.

Клаудио поворачивается и улыбается мне.

– Это логика лицемеров, – говорит он. – По крайней мере, ты не лицемер.

– Я рад, что ты собираешься жениться на Эмили. Она очень хороший человек. Пусть это звучит покровительственно, но это правда. Я счастлив, что она будет моей невесткой.

Какое-то время мы наблюдаем, как Эмили придерживает юбку у колен, а волны разбиваются о ее голени. Она посылает нам улыбку.

– Так ты приедешь к нам в Уругвай?

Я киваю, и наступает молчание. Эмили возвращается с моря, держа перед собой босоножки, как ласты.

– Я умираю от голода, – заявляет она.

– Давайте купим жареной рыбы и чипсов, – предлагает Клаудио. – Хотя Эмили, раз она такая ущербная, придется довольствоваться чипсами.

– Значит, я ущербная, потому что не желаю есть мясо?

– Питаться мясом – естественно. Людям повезло: мы на вершине цепочки питания, мы можем есть все, что захотим. Между прочим, окажись на необитаемом острове и будь там корова, что бы ты сделала?

– Съела бы тебя, – говорит Эмили, беря его руку в свою, – а корову сохранила для умных разговоров.

Я иду позади них по улицам этого знаменитого английского приморского города, а они продолжают подшучивать друг над другом; солнце согревает улицы и родителей, пасущих свое потомство. Двое геев проходят, взявшись за руки, весело смеясь и болтая. Интересно, а как к таким вещам теперь относятся в Пунта-дель-Дьябло?

Усталые, мы сидим на станции и ждем поезда на Лондон. Эмили положила голову на плечо Клаудио. Она держит белый бумажный пакет с морскими камушками, которые она собрала для своих племянниц и племянников, которые, очевидно, весьма многочисленны. Перед самым отходом поезда мы слышим на платформе хриплый смех и крики, и четверо мужчин запрыгивают в наш вагон. Они очень пьяны и похожи на солдат в увольнении, особенно двое – один с усиками, а второй – с короткой стрижкой.

Все настораживаются, когда эти люди заходят в вагон. Они шумно выкрикивают непристойные комментарии в адрес двух проходящих мимо девушек с рюкзаками, приглашая их к себе в купе. Девушки смотрят так, будто приглашение прыгнуть в яму с тараканами было бы для них приятнее, и спешат пройти мимо.