Серебряная река

– Кинч так сказал? – Ник вспомнил слова Кинча о том, что Крис вывел Натана на улицу из-за девушки. Он ни словом не обмолвился, что между Натаном и Терри Джеймсом существовали трения. Возможно, это не так уж и важно. Кусочки истины разбросаны кругом, как алмазные крупицы среди битого стекла. Сначала ему нужно разобраться, где правда, а потом – соединить ее фрагменты вместе. Пока он знал лишь, что Джеймс привез Натана в этот клуб и что у него имелись мотивы для убийства. Джоан Салливан пожаловалась Крису на Натана, и Крис вывел того на улицу. Даже сам Крис это признавал. Затем либо Крис убил Натана, либо это сделал кто-то другой, уже после того, как Криса оттащили от него. Но обвинить Криса было выгодно всем – он стал козлом отпущения, с какой стороны ни посмотри на это. Все могли хранить заговор молчания, но вместо этого остальные охранники поспешили обвинить во всем одного человека. В случае Терри Джеймса это должно иметь какое-то отношение к Джоан Салливан.

– А что, если Крис не совершал этого? – спросил Ник миссис Клеменс. – Вас ведь наверняка не обрадовало бы, узнай вы, что наказание за страшную смерть вашего сына отбывает не тот человек?

– Но ведь это он убил! – свирепо воскликнула миссис Клеменс. – Он убил моего сына!

В комнате внезапно потемнело: солнце зашло за тучу, и на сад упала тень. Миссис Клеменс закуталась в кофту. Ник понимал, что без веры в то, что хоть кто-то понес заслуженное наказание, она оказалась бы в полном отчаянии. Она цеплялась за виновность и последующее заключение в тюрьму Криса Гейла как за маленький золотой самородок, сияющую правду – отполированную и вычищенную, как все украшения и ярко-белые поверхности в ее доме. Допустить возможность иного означало бы признать полное свое бессилие и горькое поражение. Даже если в тюрьму посажен не тот человек, это лучше, чем если бы совсем никто не был посажен. Миссис Клеменс убедила себя в том, что удары наносил именно Крис Гейл, и хотя она знала, что главный заказчик убийства остался безнаказанным, она знала также, что кто-то расплачивается за содеянное. Кто-то наказан. Правосудие вышло с завязанными глазами и протянутыми в стороны руками и натолкнулось на Криса Гейла. Теперь он сидел за решеткой и разрабатывал свою философию об ангелах-хранителях.

– Хотите посмотреть комнату сына?

– Простите? – «Нет ни малейшего желания», – подталкивал его сказать бесенок.

– Посмотреть его комнату. Натан недолго в ней прожил. Но там все сохранено, как было.

– Это будет очень интересно, – неискренне пробормотал Ник.

Комната Натана Клеменса оказалась в точности такой, какой он ожидал. Остатки детства на стенах – портрет Бобби Мура[84], вырезанные из журналов фотографии киноактрис, фотография Натана на рыбалке с отцом, потрепанная коробка с игрой «Четыре в ряд». В воздухе стоял химический запах лаванды от средства, которым мать наводила чистоту в комнате.

– Я думаю о нем каждый день, – произнесла миссис Клеменс.

Слова громко прозвучали в тишине комнаты. Ник посмотрел на нее. Эта женщина произвела на свет Натана; он рос внутри нее; ее живот раздулся от этого. Она его родила, кормила, одевала, учила, водила в школу, фотографировала, смеялась и шлепала, наверно, ругала, когда поняла, что он пошел не по той дорожке. По-видимому, миссис Клеменс не была плохой или порочной женщиной, а теперь она ложится в постель, думая о том, что прошло восемнадцать лет и кто-то растоптал грудь и лицо ее сына так, что ребра проткнули легкие и он задохнулся в собственной крови. Должно быть, она вспоминает его двенадцати-тринадцатилетним и думает, как мало ему оставалось – даже тогда – до смерти, насильственной и мерзкой. Нику казалось, что у миссис Клеменс могут быть такие чувства; он полагал, что она любила Натана, что она прижала к себе свое горе так же крепко, как свою шерстяную кофту, когда набежало облако и в комнате похолодало. Но он не собирался обсуждать с ней эту тему. Он не нашел нужных слов, и лишь эхо ее собственной краткой жалобы повисло в предвечернем воздухе: «Я думаю о нем каждый день».

– Все это очень печально, – сказал Ник, выходя из комнаты и думая о том, как бы поскорее покинуть этот дом. Вечер был теплый; он хотел посидеть в садике на крыше, выпить и расслабиться после долгого дня.

– Тут все так, как было, – повторила миссис Клеменс, провожая его к выходу.