Серебряная рука

Быть может, именно его Принц видел в том сне, что снился ему в Крэг-Доне?

Солнце садилось, но на востоке уже восходила полная луна. Сотни лиц были обращены к ней; люди смотрели на нее с надеждой. Стало совсем тихо.

Взяв на руки Верховного Правителя, Ильбрик поднялся на курган и бережно положил Эмергина на самую вершину. Сидхи тоже смотрел на луну.

Медленно спустился он вниз и встал рядом со своим старым другом Гоффаноном.

На курган торжественно взошел король Маннах, он держал в руках раскрытую шкатулку. В неверном свете уходящего дня мерцало золото и серебро. Король поставил Золотой Дуб рядом с головой Амергина. Заходящее солнце вспыхнуло на ажурных ветвях. Серебряного Овена Маннах поставил у ног Эмергина. В свете луны причудливый барашек источал холодное белое сияние.

Дерево и барашек были сделаны так искусно, что казались Коруму настоящими. Король Маннах сошел вниз, и тут же собравшиеся обступили курган плотным кольцом. Все взгляды были обращены к его вершине. Лишь Корум, не решался поднять глаз. Холод покинул его сердце, но он все еще внутренне содрогался, все еще боролся со страхом.

К кургану направился кузнец Гоффанон. Топор, ковавшийся им много веков назад, висел на плече. Золото Дуба и серебро Овена отражались на латах. Поднявшись до середины холма, Гоффанон остановился и, опустив топор наземь, оперся на его рукоять.

Корум чувствовал запах деревьев, цветущих рододендронов и трав. Казалось бы, эти добрые, теплые запахи должны были успокоить Корума, однако страх так и не уходил. Он одиноко стоял на краю поляны. Как ему хотелось, чтобы рядом с ним стояла Медбх. Но никто не замечал, что творится с Корумом. Внимание всех было сосредоточено на вершине кургана. Корум вдруг понял, что и в лесу смолкли все звуки. Все замерло в ожидании.

Гоффанон обратил лицо к луне и запел. Корум уже слышал этот голос в Кэр-Гаранхире.

В этой песне почти все слова были понятны Коруму.

Древни были сидхи,
Когда вняли Зову.
Славною почили
Смертью на чужбине.
Клятву они дали,
Скрепленную кровью
Что спасут от смерти
Мабденское племя.
Облаком слетели
В западные земли
И несли с собою
Песни и оружье.
Славны были битвы
И достойны смерти.
В песнях прославляли
Верность их обету.
Древни были сидхи
И достойны были.
Вороны летели
По следам героев.
Древни были сидхи
И достойны были.
В смерти оставались
Верными обетам.
Горы и долины,
Реки и озера
Все с тех пор хранило
Имена героев.
Мало их осталось
Подлинных героев,
Что дубы хранили
От зимы суровой.
Воронье жирело
На телах погибших.
Кто ж спасет дубравы
От морозов лютых?
Дева Дуба прежде
Среди нас сияла
Знанием и силой,
Что Фой Мьёр сразили.
Под лучами солнца,
Что согрело запад,
Спит поныне Дева,
Все труды исполнив.
Древни были сидхи,
Но из уцелевших
Редкие внимали
Мудрым прорицаньям.
Все же помнят сидхи
Девы обещанье
Если хлад вернется,
То восстанет Дева.
Изваяла Дева
Для дубов любимых
То, что сохранит их
От морозов лютых
Спит с улыбкой Дева,
Не боясь морозов,
Верностью обету
Бережется смерти.
Девять раз сходились
Со врагами сидхи.
Войско Мананнана
Не вернулось с поля.
Многое открылось
В смертный час герою
Тайна Девы Дуба
И ее обета.
Слово, что пробудит
Спящую веками,
Пред последней битвой
Прозвучит над нею.
Стертое веками
Потускнело слово.
Карлик песнь споет
И оно вернется.

Все молчали. Кузнец Сидхи опустил голову на грудь и замер в ожидании.

С вершины кургана послышались слабые звуки, походившие на испуганное блеяние ягненка.

Гоффанон поднял голову и стал внимательно прислушиваться. Блеяние оборвалось на высокой ноте.

Гоффанон повернулся лицом к людям.

Голос его звучал устало. Он сказал:

— Дагдаг.

Услышав это слово, Корум едва не вскрикнул, тело его содрогнулось, а сердце замерло, хотя сознанию его это слово ничего не говорило. Он увидел побледневшего Джерри-а-Конеля, что внимательно смотрел на Принца.

И тут заиграла арфа.