Далеко-далеко внизу, в туманной мгле, он увидел серый склон, а на нем черную свинью, казавшуюся не больше муравья. Вершины деревьев двигались, точно зеленые волны. Сквозь деревья просвечивали крыши убогих крестьянских домишек, а перед ними можно было разглядеть ребятишек, по величине не превосходивших веснушки на морщинистых руках Урселы.
Отто развернулся и стал медленно сползать по лестнице вниз. У дверей он столкнулся с матушкой Хильдой. Она отшатнулась в страхе, но потом, поняв кто перед ней, отвесила мальчику неуклюжий поклон, причем на некрасивом лице Хильды с глубоко посаженными глазами появилось подобие улыбки.
Среди обитателей замка, кроме старого барона, самым близким человеком для мальчика стала нянюшка Урсела. Отто любил сидеть рядом с ней и слушать истории, которые она была мастерица рассказывать. Все, что он от нее узнавал, очень мало походило на то, что он слышал и читал раньше, живя в монастыре. Но однажды старая Урсела поведала ему такое, что вызвало в его душе смятение и страх.
Яркий свет падал через окно на Урселу. Она сидела, тепло закутавшись, с прялкой в руке, а Отто лежал у ее ног на медвежьей шкуре и молча размышлял о старом придании, только что рассказанном Урселой. В нем говорилось о победе отважного рыцаря над страшным огнедышащим змеем. Победив его, основатель рода Вульфов украсил свой герб изображением дракона и взял себе имя Отважного Змея. С тех пор дом его называется Замком Отважного Змея.
Неожиданно Урсела наклонилась к мальчику и сказала:
— Удивительно, до чего ты похож на свою несчастную мать. Скажи, тебе известно, как она умерла?
— Нет, — отозвался Отто, — расскажи мне, пожалуйста, как это было.
И старая Урсела рассказала Отто, как умела, эту печальную повесть. Она поведала ему, как его мать умоляла барона не нападать на купцов, как барон не послушался и что из этого вышло. Мальчик слушал Урселу, глядя на нее широко раскрытыми глазами, точно первый раз видел ее. Он уже не лежал у ее ног, а сидел, сцепив руки. Когда она кончила, он ещё минуту пристально смотрел ей в лицо, а потом вскричал с негодованием:
— Неужели ты рассказала мне правду? Неужели мой отец грабит мирных жителей на дорогах?
Старая Урсела рассмеялась в ответ.
— Он грабил их и, поверь мне, не один раз! Но, увы, все его славные набеги отошли в далекое прошлое.
Тут нянюшка тяжело вздохнула.
— В те времена мы ни в чем не знали нужды. Мы наряжались, как подобает одеваться богатым господам, в шелк и бархат. Мы покупали дорогие вина и катались как сыр в масле. Наши кладовые ломились от всякого добра. А теперь мы кутаемся в грубую рогожу и едва сводим концы с концами. Даже кислое пиво стало лакомством в нашем доме. Единственное, что меня примиряет с нашим жалким существованием, это то, что наш дорогой Барон сполна отдал свой долг нашему соседу — гнусному Змеелову. Он рассчитался с ним не только за его последнее злодейство, но и за все, в чем провинился его род.
И старая Урсела поведала Отто ужасную историю про то, как барон Конрад поклялся перед аббатом Отто отомстить своему заклятому врагу и как он сдержал свою кровавую клятву. День за днем барон Конрад наблюдал за своим обидчиком, вынашивая планы мести. И вот однажды он выследил людей из Замка Змеелова во главе с самим бароном Фредериком.
Они оказались в узком ущелье позади Кайзенбурга. Урсела рассказала о яростной схватке, о том, как Роденберги обратились в бегство, оставив раненного барона Фредерика, который на коленях молил о пощаде барона Конрада. И о том, как тот ответил: «Ты получишь столько милости, сколько заслужил», а затем поднял свой обоюдоострый меч и одним ударом сразил поверженного врага.
Бедный маленький Отто и не подозревал, что на свете бывает такое коварство и такая жестокость. Он слушал старую женщину, не шевелясь от ужаса, до самого конца. Но когда та с довольной улыбкой поведала, как его отец своими руками убил заклятого врага, Отто не выдержал. Он с криком вскочил на ноги, как раз в то время, как дверь с шумом открылась, и в комнату вошел барон Конрад.
Отто повернул голову и, увидев, кто вошел, издал новый отчаянный крик, а затем подбежал к отцу и схватил его за руку.
— Отец, неужели правда, что ты убил человека своими руками?
— Да, — мрачно сказал барон, — это такая же правда, как и то, что своими руками мне пришлось убить не одного врага, а много больше. Но что с того, Отто? Тебе пора избавиться от глупостей, которые монахи вбили тебе в голову. Мир, в котором ты живешь, совсем не такой, к какому ты привык в монастыре. Здесь, если человек не убивает сам, убивают его.
Но бедный маленький Отто, спрятав лицо в складках отцовской одежды, рыдал так громко, что, казалось, его сердце не выдержит.
— О, — повторял он сквозь рыдания, — этого не может быть. Я не могу представить, что ты, такой добрый ко мне, своими руками убиваешь людей. Мне бы хотелось вернуться снова в монастырь. Мне страшно жить в мире, о котором ты говоришь. Может быть, кто-нибудь захочет убить меня тоже, ведь я только слабый ребенок и не смогу защитить свою жизнь от того, кто вздумает забрать ее.