И это кажется неопровержимым доказательством достигнутой цели. Императору не нравятся ссылки на разграбление Рима, не любит он разговоров и о нынешних грабежах здесь – все равно что месить грязь. Ему кажется, что даже от слов исходит запах смерти. Но солдаты не хотят молчать, и императору остается только диктовать депеши и опускать занавески в королевской каюте. И так ему придется поступать до тех пор, пока он не сможет покинуть театр военных действий и вернуться к гражданской жизни.
Теперь у военачальников нет проблем с деньгами для выплаты жалованья солдатам – разграбление города позволило рассчитаться с ними сполна. Что же касается остального, то все эти погромы, убийства и беспорядки привели к тому, что пепла оказалось больше, чем добычи, а убытки превысили доходы.
Победы не измеряются мешками зерна или даже килограммами золота. Они оцениваются по количеству вновь заключенных союзов, мировой славе, престижу, влиянию.
Комарес глубоко убежден, что кто-то должен подвести итоги и заставить императора обратить на них внимание. По мнению маркиза, проигрыш в данном случае оказался больше выигрыша.
Комарес еще не в состоянии держаться на ногах. В ночь, когда началось разграбление города, у него случилась лихорадка, сопровождающаяся поносом, – его постоянный бич. Но как только прекратился бред и понос поутих, маркиз потребовал информировать его о всех обстоятельствах разграбления города, и ему удалось составить точный список действительно ценных военных трофеев и потерь, которые понесла императорская армия не протяжении всей кампании.
– Эта победа слишком дорого нам обошлась, – заключает он под конец и срывает свой гнев на слуге, не сумевшем приготовить ему прохладительный напиток, так как закончились лимоны. – По крайней мере, дай мне чистые манжеты и воротник. Эти грязные и не годятся для торжественных приемов.
– Чистых больше нет, – извиняется слуга, – воды мало, приходится экономить ее только для питья.
– Нет так нет, – провозглашает Комарес, вновь обретая спокойствие. И зарывшись поглубже в подушки, прикрывает лицо кружевным платком, чтобы не было видно, как он исхудал.
– Поднимай! Тяни! Опускай! Трави!
После криков и рискованных полетов вверх и вниз над бортом корабля плетеную корзину, в которой возлежит маркиз Комарес, удается водрузить на лодку, отправляющуюся к адмиральскому судну, где этот маневр должен быть повторен, только теперь для подъема наверх, так что больной при каждом толчке ожидает конца.
– Его превосходительство маркиз де Комарес, – объявляет потрясенный церемониймейстер, когда корзина устанавливается на верхней палубе адмиральского судна.
Император, который никогда и ничему не удивляется, приказывает поднять тост за здоровье Комареса, прибывшего на праздник, несмотря на свою болезнь.
– Ваша отвага, маркиз, достойна подражания. Вы оказываете нам честь своим присутствием на прощальном ужине.
– Прощальном? Но почему? Разве мы отбываем? В Алжир?
– Мы очень скоро отвезем вас в Испанию наслаждаться заслуженным отдыхом.
– Как же так, ваше величество? И все бросим? – спрашивает встревоженный Комарес, внутренности которого приходят в еще большее смятение от этой дурной вести. Хайраддин, конечно, не добрался до своего логова, но даже если он и вернулся в Алжир со всей своей бандой разбойников, сделать все равно ничего не успел. – Неужели вы не хотите, дорогой кузен, сорвать еще один зрелый плод? – шепчет Комарес, взирая с мольбой на руку императора, которая опирается о край корзины, где лежит несчастный, страждущий маркиз.
Не получив ответа, бедняга переворачивается на бок, и когда, сделав немыслимый пируэт, он с трудом высовывается из своей колыбели, то замечает, что Карл Габсбургский больше его не слушает, внимательно наблюдая за двумя игроками в шахматы.
– Неужели это она, Бог мой? – спрашивает себя Комарес при виде металлической пластинки на поясе одного из игроков.
Комаресу кажется, что он узнал одну из пластинок, украшавших серебряную руку Аруджа, но он так устал от усилий в попытке приподняться над краем корзины, что теряет и голос, и сознание. Бедняга снова падает на дно в пропотевшие простыни и подушки.
– Наша кузина Шарлотта-Бартоломеа была права, – замечает искренне расстроенный император. – Комарес действительно нуждается в отдыхе и лечении. Будем иметь это в виду. Отправьте маркиза обратно на его корабль.
На верфи в Алжире обрабатывают только что срубленные деревья. Стоит сильный и терпкий запах древесной смолы. Работа приятная. Хайраддин и Хасан проводят на стройке целые дни напролет. Уже построено восемь новых очень красивых судов, ожидающих спуска на воду, и почти закончен ремонт кораблей, вернувшихся из Боны. Нужно время, чтобы залатать брешь, – ведь было потеряно восемьдесят кораблей, – но работа идет споро.
– Где раисы? Где они? – кричит на бегу Осман Якуб, размахивая только что полученным посланием, как флагом.