Серебряная рука

Земля на плацу сухая, клубы пыли стоят в воздухе, конюхи злятся. Но Анна застыла на месте, и им неловко попросить ее уйти с дороги.

Ну вот, теперь она может уйти: слез не было и никогда больше не будет – не пристало плакать гордому всаднику. К тому же она поклялась! И Анна с болтающейся на руке пустой корзинкой, едва переставляя ноги, покидает плац.

9

Османа всего трясет. Предсказания разных прорицателей довольно туманны. На вечер и ночь они сулили отряду успех, но впереди, по их словам, на пути всадников сгущаются тучи. Три дня тому назад уже перед рассветом Осману привиделся сон, а предрассветные сны – самые вещие. Ему приснился клинок, рассекающий скалу, из которой брызжут тяжелые красные капли, сразу же покрывающиеся пылью или тонущие в дыму. Все это, конечно же, предвещает битву и смерть, но ведь на войне смерть – самое обычное дело. Хотелось бы только знать, что за битва, где она происходит и кому выпала смерть. Об этом сон ничего не говорил. Днем один из садовников, наблюдая за движениями ящерицы, пришел к противоречивому выводу: сон Османа может означать и гибель, и спасение.

Совсем запутавшемуся во всех этих толкованиях старику остается только зажечь целый лес свечек и наложить на себя самую суровую епитимью: раз не известно, откуда грозит беда, кто строит козни, лучше вознести как можно больше молитв всем святым.

В том, что речь идет именно о кознях, у Османа нет никаких сомнений, так как сгустки, образовавшиеся в свернувшемся молоке, принимают форму натянутых сетей и безголовых тел, а что это, как не предательство и засада?

– Чем ты занимаешься? – спрашивает Анна старика, найдя его наконец в укромном местечке за кедром в зимнем саду Арудж-Бабы. Осман стоит там на четвереньках, упираясь локтями и коленями в мелкую острую гальку.

Старик не отвечает. Шепча себе под нос какие-то нечленораздельные фразы, он испускает тяжкие вздохи, поднимая глаза к небу, и, преодолевая боль, с трудом ползает по гальке. После этой неоднократно повторяющейся пантомимы он всякий раз осеняет крестным знамением лоб, губы и сердце. Затем после нескольких минут сосредоточенного молчания Осман резко поднимается и, воздев руки со скрещенными указательным и средним пальцами, начинает прыгать с приседаниями по кругу, щуря глаза, нелепо надувая губы и не произнося при этом ни слова.

– Перестань, Осман, ты же сломаешь себе ноги на этом щебне.

Но Осман продолжает прыгать, все сильнее мотая головой, пока не валится на землю.

– О Господи, что с тобой? Тебе плохо?

– Нет, нет. Наверно, я слишком быстро вертелся. Жаль, ничего не получилось. Мне надо было сделать семь кругов! В следующий раз не оплошаю!

– И что ты придумал! – Анна усаживает старика под кедром. – Наверняка не это велел тебе делать принц Хасан. Неужели он не поручил Осману ничего более серьезного?

– Он сказал: «Присматривай за Анной де Браес», но не запретил ни молиться за кого захочу, ни заклинать злых духов, ни накладывать на себя епитимью!

– Повтори-ка, повтори, Осман.

– Он сказал, чтобы я присматривал за тобой.

Анна крепко сжимает ему руки, но бедный Осман со стоном отдергивает их: вся кожа на ладонях ободрана о щебенку.

– Хасан сказал, чтобы ты присматривал за мной, потому что он мне не доверяет? Повтори, Осман, повтори точно его слова, мне надо знать…

– «Присматривай за Анной де Браес».

– И больше ничего?

– Ничего.

– Значит, он беспокоится обо мне, правда, Осман Якуб?

XVI

1

После многодневных скачек по бездорожью всадники, возглавляемые Хасаном, который никогда еще не бывал так далеко на Западе, к вечеру добрались до лагеря Аруджа, полагая, что их там ждут невесть какие неприятности.

Они были приятно удивлены, убедившись, что там царит мирная и даже какая-то праздничная обстановка. Прибывших встретили песнями и поднятым в знак приветствия оружием, ярко сверкавшим в лучах заходящего солнца. По лагерю разносились аппетитные запахи готовящейся еды. Широкое лицо Аруджа расплылось в улыбке.

Бейлербей доволен.

– А вы быстро прискакали. Это хорошо, – говорит он, приглашая всех воспользоваться заслуженным отдыхом, и, обняв Хасана, уводит его в свой шатер.

– Теперь я объясню тебе, зачем нам так срочно понадобилось это золото. От султана Феса и некоего Ибрагима – султана, от которого мы получаем наемников, – нам стало известно, что сейчас самый подходящий момент сбросить в море чужеземцев, захвативших часть Африки.

Сказав это, Баба садится и выдерживает паузу, явно ожидая реакции одобрения и восторга от Хасана. Но у сына на лице лишь выражение растерянности и удивления, и Баба напористо продолжает:

– Для осуществления такой задачи требуется много денег. Приходится не только оплачивать услуги Ибрагимова войска, но и делать все, чтобы завлечь нашими богатствами и перетянуть на свою сторону города и племена, которые за горсть монет продались испанцам. Теперь испанцам придется иметь дело с нами.

Баба говорит спокойно и рассудительно, что не может не удивить тех, кто привык к его бурным речам.