— Неужели ты не можешь ради меня не делать этого?
— Нет, — проворчал он своим низким голосом, — я не могу обещать тебе никогда больше не нападать на городских толстосумов из долины. Ты подумала, на что мы будем жить, если я не буду пополнять наши кладовые их добром? Разве эти бараны существуют не для того, чтобы я их стриг?
— Нет, — отвечала баронесса. — Ты можешь жить так, как живут остальные, ведь не все люди промышляют разбоем. Имей в виду, рано или поздно ты накличешь на себя беду. А если тебя убьют, подумай, что будет со мной?
— Чушь! — отозвался барон. — Что за глупые страхи?
Он опустил свою грубую волосатую руку на голову баронессе и провел по ее золотым кудрям.
— Ради меня, Конрад, я умоляю тебя! — прошептала баронесса. Последовала пауза. Барон сидел, задумчиво глядя на жену. Еще немного и, возможно, он сдался бы. И тогда страшные беды, которые уже стояли на пороге его дома, счастливо миновали бы его. Но попробуй уйти от судьбы!
Как раз в эту минуту резкий звук прервал тишину. Динг-донг! — заговорил большой колокол на Сторожевой башне. Барон встрепенулся, ухватился за ручки кресла, точно собираясь встать, но потом снова откинулся назад. Остальные мужчины уже вскочили на ноги и стояли вокруг барона, ожидая его приказаний.
— Ради меня, Конрад, — снова взмолилась баронесса. Динг-донг! — продолжал звать колокол. Барон сидел, нахмурясь и глядя в пол. Баронесса двумя руками взяла его руку и слезы наполнили ее прекрасные глаза, когда она подняла их на мужа. — Ради меня, не поезжай!
Снаружи раздался шум конских копыт, прогремевших по каменной мостовой. Люди в замке с недоумением наблюдали странное поведение барона. В это время дверь распахнулась, и, расталкивая тех, кто оказался на его пути, Одноглазый Ганс направился прямо к своему господину. Наклонившись, он прошептал ему что-то на ухо.
— Ради меня, — твердила баронесса. Но было поздно. Чаша весов явно склонилась не в ее пользу. Барон резко встал на ноги, оттолкнув стул.
— Вперед! — скомандовал он громоподобным голосом, и радостные крики грянули ему в ответ. Широкими шагами барон устремился к дверям прочь из зала. Баронесса закрыла лицо руками и залилась слезами.
— Не горюй, моя птичка, — пробовала утешить свою хозяйку старая Урсела, нянюшка баронессы. — Твой муженек вернется, как он всегда к тебе возвращается.
Но бедняжка продолжала рыдать, потому что Барон не выполнил ее просьбу, несмотря на все ее мольбы. Спустя некоторое время Баронесса подошла к окну. Бледное юное лицо в обрамлении золотых кудрей высунулось из окошка, но Барон, если и заметил его через щели своего сияющего забрала, не подал виду.
— Вперед! — снова прозвучала его команда. Со скрежетом опустился подвесной мост, и всадники помчались, грохоча копытами и звеня доспехами, под укрытием серой стены проливного дождя.
Прошел день, наступил вечер. Служанки собрались в комнате баронессы у очага. Они весело судачили о своих делах, и только Баронесса со своей нянюшкой сидели молча. Хозяйка напряженно вслушивалась, а старая Урсела смотрела на нее, подперев ладонью морщинистую щеку. На землю уже спустилась ночь, когда до обитателей замка явственно донеслись звуки горного рога. Баронесса вздрогнула, и кровь начала медленно возвращаться к ее лицу, придавая ему нежно розовый цвет.
— Видишь, милочка, — сказала старая Урсела, — Отважный Змей возвращается домой, и уж наверняка не порожняком. Теперь мы сможем обновить нашу одежду, а ты, небось, повесишь новую золотую цепочку на свою стройную шейку.
Юная баронесса весело рассмеялась на слова нянюшки.
— На этот раз я хочу получить нитку жемчуга, такую же, какую носила моя тетушка. Она дала мне надеть ее в тот раз, когда Конрад впервые меня увидел.
Минуты текли за минутами. Баронесса нервно крутила браслет из золотых бусин вокруг запястья.
— Как долго его нет, — вздыхала она.
— Потерпи, милая, еще немножко, — утешала Урсела.
Пока она говорила это, дверь в переходе хлопнула, и по каменному полу загрохотали кованые сапоги. Баронесса вскочила, лицо ее озарилось радостью. Но дверь комнаты открылась, и радость как ветром сдуло, а кровь снова отлила от лица баронессы. Одной рукой она вцепилась в спинку стула, другую прижала к сердцу. На пороге стоял мрачный Ганс, и в его единственном черном глазу отражалась глубокая печаль.
— Где Конрад? — еле слышно прошептала баронесса. — Скажи мне, где твой господин? — и даже губы ее побелели, пока она выговаривала эти слова. Но Одноглазый Ганс молчал. В это время в коридоре послышались мужские голоса, шарканье и возня людей, несущих что-то тяжелое. Шум приближался, а Ганс все стоял, не говоря ни слова. Наконец шестеро мужчин с трудом протиснулись в дверь. Они несли носилки, на которых лежал барон Конрад.
Огонь факела, стоявшего у стены в железной подставке, взметнулся на сквозняке, и в свете факела стало видно застывшее лицо, закрытые глаза и багровое пятно на латах барона. То, что это пятно не было ржавчиной, увы, не вызывало сомнений. Страшную тишину прервал крик Урселы:
— Держите ее, она падает!