Серебряная свадьба полковника Матова (сборник)

— Кто мешает выборам! Какое нахальство! — кричал тот горластый. — Товарищи, не отступайте! Их целине дать нам голосовать! Они боятся нас!

Началась свалка. Часть толпы отступила и ударилась в бегство. Остальные отбивали нападение банды погромщиков, ревевших:

— Бейте этих собак! Предатели!

Но это было нелегко сделать. Время от времени то один, то другой хватался за голову, окровавленными руками прокладывал себе дорогу в толпе и удирал.

Схватка продолжалась недолго, но после нее по всей улице виднелись капли крови: кровь на тротуарах, на земле….

На другой день общинный глашатай объявил под барабан результаты выборов: правительство получило полное большинство! Выборы прошли тихо и мирно, без инцидентов, закончил глашатай.

Однако он не упомянул, что был выбран и один социал-демократ.

НЕОЖИДАННАЯ РАДОСТЬ

Меня встретила хозяйка.

— К тебе гости, — сказала она. — Уже полчаса, как ждут…

— Гости? — Я старался разглядеть двоих мужчин, стоящих в дверях.

— Смотри ты, как он вырос! — сказал старший, обращаясь ко мне, и прибавил тихонечко: — Милко, ты меня не узнаешь?

Я не верил своим глазам: дедушка Продан и дядя Вангел!

Дедушка Продан будто бы спокойно поцеловал меня в щеку, но я почувствовал, как меня обожгла его слеза.

— Учишься? Мы едва тебя нашли. Спрашивали в школе. Ох, как ты вырос!

Он без причины смеялся, просто от радости.

Когда они приехали? Что будут делать в Болгарии?

Дедушка Продан сел на край постели, дядя Вангел сначала стоял, потом осторожно присел на деревянный сундучок Христоско.

Через отворенную дверь лился яркий свет, и лица обоих мужчин казались бронзовыми.

Зачем они приехали в Болгарию? Да ведь они переселенцы и больше уже не вернутся в Турцию.

Рассказ дедушки Продана был на редкость грустным.

После восстания[52] жизнь болгар стала невыносимо трудной. До этого они работали в Салониках, в Кукуше, строили дома, наводили мосты. Перебивались, даже скопили деньжонок. Поставили в деревне новый дом, двухэтажный. Дядя Вангел женился, у него уже родились трое детей. Тогда жизнь была другая.

Во время восстания село пострадало. Много молодежи погибло. Крестьяне собрали две тысячи золотых — войска стояли с пушками, наведенными на село. Паша взял деньги и отвел войско, пощадил село.

— Ощетинились турки, куда ни пойдешь, глаза им мозолишь. Для таких, говорят, как вы, бунтовщиков, хлеба нет. Новые налоги, взяточничество! — глубоко вздохнул дедушка Продан и покачал головой. Потом скова начал: — Село без учителя. Дети остаются неграмотными. Земля не родит — только мелкую кукурузу и хилую рожь. До николина дня не хватает! Собрались мы однажды, посовещались. Что тут делать дальше? Поедем в свободную Болгарию! Там и работа найдется, там и родные есть, помогут. Сказано — сделано. Поднялись мы, двадцать семейств, и где упросили, где взятку дали — вырвались оттуда. Пока есть руки, — он показал свои черные корявые руки с надувшимися жилами и искривленными работой суставами, — мы не боимся, сумеем заработать себе на кусок хлеба. Ведь здесь мы среди братьев, среди болгар.

Дедушка Продан был все такой же оптимист, не терял веру в людей.

Они уже взяли с общинных торгов подряд на постройку моста через реку, пересекавшую базарную площадь, ведь они мастера по сводам и мостам…

— А как тут наши, отец, мать, братья?..

Дедушка Продан наклонил голову, приложил ладонь к уху — видимо, совсем стал туг на ухо — и с любопытством уставился на меня.

Я рассказал про нашу жизнь в селе, про болезнь отца, но не стал говорить, что жизнь семьи становится все труднее, что детей уже четверо и хлеба не хватает.

— Очень хочу их повидать, — вымолвил дедушка Продан. — Ох, до чего хочу их повидать! Ты меня проводишь… вот только отдохну немного!

Дедушка Продан лег, а я повел дядю Вангела показать город. Перед военным клубом играл военный оркестр. Дядя Вангел остановился и заслушался. Его заинтересовала работа дирижера. Она ему показалась легкой и какой-то смешной. Только машет палочкой туда, сюда! Я объяснил ему, что дирижер фигура важная и что без него не может существовать оркестр. Он объединяет все инструменты и приводит к согласному звучанию.

Дирижер Эмануил Манолов — наш любимец. Он сочинял песни, которые мы пели в хоре. И был приятелем Христоско, а это много значило. Дядя Вангел, человек необразованный, не разбирался в таких вещах. Он несколько сконфузился. А когда оркестр заиграл попурри из народных песен, сочиненное дирижером, дядя Вангел подумал: ишь ты, что делается на свете! Он впервые слышал настоящий оркестр, если не считать цыганских музыкантов в селе.

— Хорошо, — сказал он. Потом, улыбнувшись, добавил: — Что правда, то правда. Приятно слушать эту музыку…

Его небольшие черные глазки улыбались все так же простодушно и тепло, — он еще так молод, хотя в тонких висячих усах и на висках поблескивали серебряные нити, а труд и невзгоды избороздили его лицо разбегающими во все стороны морщинами.

Он хвалился их новой жизнью. Они осели в деревне Куклен. Купили у греческого переселенца дом, около полутора гектаров земли, небольшой виноградник…