Серебряная ведьма

Все донесения Аристида королю о Серебряной розе и ее тайном обществе остались без ответа. И Мири почти не поверила ему. Симон не понимал, почему он пытался бороться с этим злом в одиночку, когда никому не было до итого дела.

Ответ на этот вопрос оказался у него под руками.

Симон очистил грязь с могильного камня и прочел простое слово, которое он вырезал на камне, немного криво и неуклюже:

«Лука».

При воспоминании о младенце, который стал первой жертвой Серебряной розы, у Симона сжались губы. Он нашел мальчика неподалеку от этого места в холодную зимнюю ночь около года назад, когда весь остальной мир праздновал память о рождении в хлеву другого мальчика.

Лука так и не узнал ласки и тепла материнских рук. Его мать оставила его замерзать на вершине холма. Симон слышал от других, что смерть от обморожения приятна. Несчастный просто впадал в сон, испытывая тепло во всем теле. Он надеялся, что Лука чувствовал именно это.

К горлу подступил комок, от которого мужчине стало тяжело и тревожно. Он насмотрелся на смерть и жестокость, на безжалостное убийство невинных, таких же беспомощных, как этот младенец, и считал, что стал абсолютно бесчувственным, неспособным на сострадание. Симон не понимал, почему смерть Луки и других найденных им младенцев так сильно его затронула. Он сокрушался по каждому из них, словно они были его собственными сыновьями, детьми, которые могли родиться у него.

Эти дети могли быть его собственными, если бы жизнь сложилась так, как у его деда и прадеда. Простая, добропорядочная жизнь в маленькой деревушке, в аккуратном домике. Он бы честно работал в поле, у него была бы любящая жена ему на радость и крепкие сыновья и дочери – утешение на старости лет.

Симон удивился, каким сентиментальным он стал. Возможно, сказывались годы, привычка оглядываться назад, а не смотреть вперед. Но, похоже, впереди ничего не было – только мрак и холод могилы, даже не обозначенной, как у Луки.

Внимательно рассмотрев надпись на могиле, он вспомнил, что говорил его старый хозяин ле Виз о некрещеных младенцах, подобных Луке, которые обречены на вечное скитание, лишены радостей рая.

Он не знал, насколько верит в это и вообще во что-либо. Он давно не был в церкви, забыл, когда молился Богу. Осеняя себя крестом, он почувствовал, как трудно ему это сделать, как застыли его неуклюжие пальцы. Сложив молитвенно руки, он не знал даже, за кого теперь молился – за ребенка или за себя, – бормоча слова, которые не желали звучать, мысли были так же тяжелы, как камень на могиле Луки.

За спиной зашумела трава. Он встал на колени, склонил голову и почувствовал на плече чью-то руку.

– Симон…

Голос был осторожный, как и прикосновение, но сердце Симона чуть не выскочило из груди. Он вскочил, крутанулся, схватив за руку того, кто подкрался. Нож его уже был занесен для удара, когда раздался крик:

– Нет, Симон, не надо!

От удивления Симон замер, затаив дыхание.

– Это… это я, Мири, – заикаясь, произнесла девушка, уклоняясь от ножа.

Симон медленно выдохнул, опустил нож, прислушиваясь к голосу. Как только он разглядел ее в лучах заходящего солнца, слова стали лишними.

Он узнал бы Мири где бы то ни было, несмотря на то что, она была одета в мужской крестьянский наряд. Ее длинные белокурые волосы были туго заплетены и уложены вокруг головы. Большая широкополая фетровая шляпа свалилась с головы, когда он схватил ее за руки, или она просто держала ее в руке, неслышно подкрадываясь сзади.

Он не сознавал, как сильно схватил ее, пока она не напомнила.

– Симон, пожалуйста, мне больно.

Он отпустил ее и убрал нож. Наконец-то обретя голос, хрипло потребовал:

– Мири, какого… какого черта ты здесь делаешь?

Она потерла покрасневшую руку, очень спокойно для женщины, которой только что угрожали охотничьим кинжалом. Не отвечая, она прошла мимо Симона, посмотрев на могильный камень.

– Кто такой Лука? Это имя апостола. – Мири искоса посмотрела на него пронизывающим взглядом. – Не думаю, что в этой могиле покоится кто-то из апостолов, Симон.

Симону не понравилось, что он покраснел и смутился, когда Мири застала его здесь в такой сокровенный момент.

– Это… это могила одного из брошенных младенцев, о которых я тебе говорил, – смущенно произнес он.

– Почему он похоронен здесь один? Так далеко от деревни?

Симон стиснул зубы:

– Потому что проклятый священник не позволил Луке лежать в освященной земле. Он не был крещен и к тому же он сын женщины, связанной с дьяволом Мне ничего не оставалось, как похоронить его здесь и…

– Его похоронил ты? – прервала его Мири, сделав большие глаза.

Симон почувствовал, что покраснел еще больше.

– А кто еще? Даже его собственные бабка и дед боялись прикоснуться к нему. Так что же мне оставалось делать? Бросить его маленькое тельце на растерзание диким зверям?

– Нет, конечно, нет. – Мири положила руку ему на рукав. – Ты все правильно сделал для него, Симон. Земля – его мать. Какой бы холодной она ни была, как бы ни был жесток мир над ней, она приняла Луку в свои нежные объятия.