Серебряная ветка

Им пришлось остановиться и дождаться, пока Флавий укрепит расшатанные доски, одинаково отесанные с обеих сторон, что делало лаз незаметным, после чего они упорно поползли дальше. Воробьиный путь вообще был не из легких, а для Юстина, плохо переносившего высоту, он казался сущим мучением, даже когда не надо было пробираться над головами яростно орущей толпы сакских наемников по длинной неровной стене, с пляшущими бликами факелов, где стоило только неосторожно ухватиться рукой или оступиться на покатой крыше, как тут же вся охота перекинулась бы к ним наверх.

Они благополучно одолели самый опасный отрезок пути; но прошло немало времени, прежде чем они перемахнули через последний низкий уступ и спрыгнули прямо на кучу мусора за полуразвалившимся входом в театр.

А еще позднее все четверо и Сэрдик в нетерпеливом ожидании стояли в дверях крытого дерном домика на окраине, в котором Юстин с Флавием прожили последние месяцы.

Они молчали, ошеломленные внезапностью происшедшего, и напряженно всматривались в красные всполохи, взметнувшиеся в небо над адурнской гаванью. Юстина пробирала легкая дрожь от холодного, сырого воздуха с прибрежных болот. Неужели с Паулином и его потайным путем? Сколько им еще ждать Паулина? Или… он никогда больше не придет? Нет, нельзя так думать. Юстин поспешно отогнал от себя эти мысли. Паулин поклялся, что есть еще один путь…

Флавий хмуро поглядел на залитое луной небо:

— Федр, ты когда-нибудь раньше слыхал об этом никому не известном пути? По которому можно ходить только в одиночку? — спросил он неожиданно.

Моряк покачал головой:

— Нет, но он сказал, что держал его для себя. Мы могли об этом и не знать.

— Если бы так! Вся надежда на богов.

Не успел он кончить, как в темных дюнах что-то шевельнулось, и у Юстина сразу отлегло от сердца. Наконец-то!

Но как только человек, увязая в мягком зыбучем песке, вышел из тени на лунный свет, все увидели, что это совсем не Паулин, а мальчишка Майрон.

Флавий тихонько свистнул — мальчик поднял голову и, завидев их, прибавил шагу. Когда он был уже достаточно близко, они услышали, что он задыхается от едва сдерживаемых рыданий.

— Бог Громовержец, что еще случилось?! — пробормотал Флавий, рванувшись мальчику навстречу.

А через мгновение и остальные, утопая в мягком песке, окружили Майрона, который только всхлипывал и ничего не мог объяснить.

— Хвала богам, что вы здесь! В городе всюду полно этих демонов… я ничего не мог сделать. Я… я… — И Майрон разрыдался.

Флавий взял его за плечи:

— У тебя впереди еще будет время поплакать, если приспичит. А сейчас расскажи нам все по порядку, ну!

— Паулин! — Майрон прерывисто вздохнул. — Они убили Паулина. Я сам видел, как они его убили.

Юстин не мог вымолвить ни слова. Он услышал, как хриплый стон вырвался из груди Федра, услышал голос Флавия, спокойный, жесткий:

— Расскажи, что ты видел.

— Я вернулся с полдороги потому, что позабыл налить масла в лампы, а он не любил, когда масло кончается в середине вечера. Я почти дошел до дома и вдруг услышал крики и увидел пламя. Я подполз поближе поглядеть, что происходит, подполз прямо к калитке. Во дворе было полно этих демонов саксов, и в руках они держали головни. Крыша горела, и все вокруг горело, но тут дверь дома раскрылась, и… показался Паулин… он постоял чуть-чуть и пошел прямо к ним, в самую их гущу… и они его убили… забили, как барсука.

Наступило долгое молчание. Казалось, весь мир погрузился в безмолвие, нарушаемое лишь вздохами да чавканьем населенных призраками притихших под луной болот. Не слышно было даже птичьего крика. Флавий первым заговорил.

— Значит, не было другого пути, — сказал он. — А если и был, что-то помешало и он не смог им воспользоваться.

— Нет, был другой путь — тот, который он выбрал, — медленно проговорил Юстин.

Тут молодой центурион, за все время не проронивший ни слова, тихо произнес, как бы про себя:

— Нет больше той любви, как если кто положит душу свою…[10]

И Юстину показалось, что он цитирует кого-то.

Майрон безутешно рыдал, постоянно повторяя приглушенным шепотом:

— Я ничего не мог сделать, ничего не мог…

— Конечно же не мог, — Юстин обнял его за плечи и добавил: — Это мы его бросили.

Флавий сделал резкий протестующий жест:

— Нет, мы его не бросили. Он нам сам велел уйти, чтобы мы продолжили его работу. Собственно, для того он нас и взял. Так что отныне мы обязаны взять на себя его дело. — И затем, как бы впервые вспомнив, что среди них находится малознакомый человек, он повернулся к центуриону со словами: — Прошу прощения, но твой переезд в Галлию немного задерживается.

Молодой центурион стоял обратив лицо к морю, навстречу легкому ночному ветру.

— Могу я изменить свое решение относительно Галлии? — спросил он.

— Слишком поздно говорить о возвращении назад.

— Я не говорю о возвращении, просто хочу узнать, могу ли я присоединиться к вашей команде.

— С чего вдруг? — напрямик спросил Флавий после минутного замешательства.

— Речь идет не об оплате долга — есть долги, которые не оплачиваются. Я прошу позволить мне присоединиться к вам, потому что, мне кажется, дело того стоит.