Серебрянные слитки

— Никто из нас никогда полностью не восстановится, — признал он хриплым голосом, и его лицо омрачилось.

Пока губернатор Павл сражался с горными племенами, этот человек проводил геолого-разведывательные работы, пытаясь найти медь и золото. Теперь он работал финансистом, занимал второе место после губернатора на высоком административном посту. Но десять лет назад, во время восстания Гай Флавий Иларий занимал гораздо более низкую должность. Он был прокуратором, отвечавшим за британские рудники.

Это мог быть он! Мой усталый мозг продолжал повторять мне, что этот умный человек с ясными глазами и приятной улыбкой как раз может оказаться негодяем, которого я приехал сюда искать. Он понимает, как работают рудники, и способен подделать документы. Никто в империи не занимает лучшего положения.

— Наверное, ты очень устал! — мягко воскликнул он. Я чувствовал себя изможденным. — Ты пропустил ужин. Я пошлю тебе еду прямо в комнату, но вначале воспользуйся нашей баней. После того как ты поешь, я хочу представить тебя своей жене…

Таким образом, я впервые столкнулся со средним классом дипломатии. До этого времени мне не доводилось с ними пересекаться по той простой причине, что они вели жизнь, настолько лишенную обмана, что не привлекали ничьего ненужного внимания. Им самим также никогда не приходилось меня нанимать. Я приехал, ожидая, что ко мне будут относиться как к слуге. Вместо этого меня инкогнито провели в личные покои прокуратора и встретили, скорее, как гостя семьи.

К счастью, я взял с собой и приличную одежду.

Глава 22

Меня разместили так уютно, что это даже смущало. Мне выделили просторную комнату с кроватью, которая стонала под разноцветными перинами. Мигали масляные лампы. Тепло просачивалось сквозь дымоходы в стене. Имелись стулья с низкими квадратными скамеечками для ног, подушки, на полу лежали ковры, предоставлялись писчие принадлежности для личного пользования, в блестящей керамической вазе лежали поздние яблоки.

Франтоватый проворный раб проводил меня в баню, еще один мыл меня, затем проводил в отведенную мне комнату, где уже ждал пухленький мальчик. Он разгружал поднос с серебряной посудой, наполненной холодной дичью и ветчиной. Я воспользовался возможностью поесть, раз уж она мне выдалась. Мальчик мне прислуживал, похоже, я произвел на него впечатление. Я ему подмигнул, но потом отвернулся, чтобы у него не сложилось неправильного впечатления.

В виде уважения к хозяину я причесался. Затем я достал свою лучшую тунику. Она была белого цвета, и продавец одежды, услугами которого я всегда пользуюсь, сообщил мне, что до меня ее носил только один человек. (Моя мать всегда велит мне спрашивать, от чего они умерли, но если нет видимых пятен крови, я не спрашиваю. Какой торговец признается, что у твоего предшественника было заразное кожное заболевание?)

Открыв свой багаж, я задумчиво посасывал остатки ветчины, застрявшие у меня между зубов… Все было сделано очень умело, однако во время нашей беседы с хозяином в кабинете мои вещи обыскали.

* * *

Я нашел Илария отдыхающим в теплой комнате, предназначенной для совместного семейного досуга. Он снял ремень и с удовольствием читал, коротая время с женой. Это была стройная женщина вполне обычной внешности, одетая в малиновое платье. Было заметно, что в этом элегантном одеянии она чувствовала себя немного неловко. На руках у нее спал грудной ребенок, а девочка двух или трех лет расположилась на коленях женщины помоложе в темной одежде, которую не стали сразу же представлять.

Флавий Иларий с готовностью поднялся на ноги.

— Дидий Фалько. Элия Камилла, моя жена.

Это была женщина в малиновом. Я не лелеял никаких надежд. Флавий Иларий давно работал дипломатом и был предан делу. Конечно, он женился на приличной, некрасивой женщине, которая знает, как подавать сласти губернатору и с какой тарелки, или может в течение трех часов вежливо беседовать с вождем племени, затем снять со своего колена его лапу так, чтобы его не оскорбить.

Я был прав. Элия Камилла, сестра сенатора, на самом деле была приличной, непривлекательной внешне женщиной. Она все это умела. Но ее отличали живые, выразительные глаза. Только смелый вождь или губернатор допустит с нею вольности.

Хотя ее муж их допускал. Вскочив, чтобы меня представить, Флавий Иларий забыл о собственной кушетке и вместо этого расслабился рядом с ней, опустив руку на бедро Элии Камиллы, словно для мужчины было вполне естественно таким образом ласкать жену. Ни один из них не выглядел смущенным. Такое никогда бы не случилось в Риме. Я был поражен.

* * *

Децим Камилл говорил о сестре с любовью. Она была младше него, вообще самой младшей из детей в их семье, тем не менее, ей близилось к сорока. Сестра Децима оказалась скромной, домашней женщиной, которая в то же время великолепно играла публичную роль. Она мило мне улыбнулась, причем ее улыбка казалась искренней.

— Значит, это вы друг Сосии Камиллины!

— Не очень хороший, — признался я, после чего утопил свою печаль в этих полных сочувствия глазах.