Серебряное кресло

Дверь, отворившаяся в глубине двора, дивно отсвечивала пламенем очага; появился привратник. Джил закусила губу, чтобы не закричать. Это был не такой уж большой великан — повыше яблони, но пониже телеграфного столба. У него были всклокоченные рыжие волосы, он носил кожаный камзол со множеством металлических пластинок, которые образовывали что-то вроде кольчуги, и какие-то краги на голых ногах с волосатыми коленями. Он наклонился и вытаращил глаза на Лужехмура.

— А ты что за создание? — спросил он.

Джил собрала всю свою храбрость.

— Простите, — она возвысила голос, — дама в зеленом уборе приветствует короля добрых великанов. Она послала нас, двух детей с юга, и этого квакля-бродякля по имени Лужехмур на ваш осенний пир. Если мы вас не потесним, конечно, — добавила она.

— Ого! — сказал привратник. — Тогда совсем другое дело. Входите, малявки, входите в дом, а я пока доложу его величеству.

— Он посмотрел на детей с любопытством. — Какие у вас лица синие. Противно даже. Ну, друг другу-то вы наверняка нравитесь. Одних жучков всегда к другим тянет.

— Это мы от холода посинели, — объяснила Джил. — На самом деле мы не такого цвета.

— Тогда ступайте греться. Заходите, коротышки, — сказал привратник. И они последовали за ним. Когда сзади опустилась огромная дверь, они перепугались, но тут же об этом забыли — потому что увидели то, о чем мечтали со вчерашнего вечера — огонь! И какой это был огонь! Он выглядел так, словно в нем пылало за раз штук пять толстенных деревьев, и был такой жаркий, что подойти к нему ближе, чем на несколько шагов, путники не могли. Они улеглись на теплом кирпичном полу и вздохнули с облегчением.

— Вот что, юноша, — приказал привратник великану, сидевшему в глубине комнаты и глазевшему на пришельцев так, что у него глаза вылезли на лоб, — беги с этой вестью к королю.

И он повторил то, что ему сказала Джил.

Юный великан еще раз глянул на пришельцев своими выпученными глазами, громко фыркнул и исчез.

— А тебе, лягушонок, — обратился привратник к Лужехмуру, — не помешало бы взбодриться. — Он извлек откуда-то черную бутылку, почти такую же, как у Лужехмура, но раз в двадцать больше. — Погоди. Стакана я тебе не дам — еще утонешь. Дай-ка подумать. Солонка, пожалуй, будет тебе в самый раз. Только не говори об этом никому. Сюда все время попадает столовое серебро. Но я в этом не виноват.

Солонка эта была уже и выше, чем в нашем мире, так что из нее вышел отличный кубок для Лужехмура. Дети думали, что их друг из-за недоверия к великанам откажется пить, но ошиблись. «Поздно уже осторожничать, — проворчал он, — мы уже здесь, и дверь захлопнулась». Он понюхал жидкость. — Пахнет нормально. Надо проверить на вкус. — Он отпил из солонки. — Тоже неплохо. Может, только первый глоток такой? — Он выпил еще, на этот раз побольше. — Ага! Наверное, вся гадость на самом дне». Он осушил солонку и заметил, облизав губы: «Это я пробую, дети. Если я сморщусь, взорвусь или превращусь в ящерицу, вы поймете, что здесь ничего нельзя ни пить, ни есть». Великан, стоявший слишком далеко, чтобы его услышать, расхохотался:

— Ну, лягушонок, да ты настоящий мужчина! Посмотрите только, как он ее выдул!

— Я не мужчина, — нетвердым голосом сказал Лужехмур, — я квакль-бродякль. И не лягушонок. Говорю же — квакль!

Тут дверь отворилась, и вошел молодой великан.

— Немедленно ступайте в тронный зал.

Дети встали, но Лужехмур остался сидеть, повторяя: «Квакль-бродякль. Квакль-бродякль. Весьма уважаемый квакль-бродякль. Весьмакль уважакль».

— Покажи им дорогу, юноша, — сказал привратник. — А лягушонка лучше отнести. Он чуток перебрал.

— Со мной все в порядке, — возмутился Лужехмур. — И не лягушонок я. А уважакль-трезвакль.

Но молодой великан только схватил его поперек пояса и дал детям знак следовать за ним. В таком не очень достойном виде они пересекли двор. Квакль, брыкавшийся в руке великана, и впрямь напоминал лягушку. Однако думать об этом у них времени не было. С колотившимся сердцем они вошли в главную дворцовую дверь, миновали несколько коридоров, едва поспевая за великаном, и очутились в огромной ярко освещенной зале. Там сияли лампы, и пылал в очаге огонь, отражаясь в позолоте потолка и карнизов. Справа и слева теснились великаны в роскошных одеждах. А на двух гигантских тронах в дальнем конце залы сидели две громадины — по всей видимости, королевская чета.

Шагах в двадцати от тронов все четверо остановились. Юстас и Джил неловко попытались отвесить поклон (в Экспериментальной школе не учили хорошим манерам), а молодой гигант осторожно поставил Лужехмура на пол, где тот принял что-то вроде сидячей позы. По правде говоря, из-за своих длинных рук и ног сейчас он ужасно походил на огромного паука.

Глава ВОСЬМАЯ. В ХАРФАНГСКОМ ЗАМКЕ

— Валяй, Джил, говори, — прошептал Ерш.

Но во рту у девочки так пересохло, что она не смогла произнести ни слова, и только испуганно мотнула головой. Юстас ужасно разозлился. «Ни ей, ни Лужехмуру ни за что не прощу», — подумал он. Но делать было нечего. Ерш облизал губы и закричал королю великанов: