Серебряное кресло

Алое пламя было уже близко, на одном уровне с ними, — а они все еще не могли понять, что это такое. Однако при его свете можно было лучше различить лица врагов. Сотни, тысячи подземельцев приближались к источнику алого сияния. Двигались они короткими перебежками и при каждой остановке оборачивались на путников.

— Если бы вы спросили меня, ваше высочество, — заметил Лужехмур, — я сказал бы, что эти твари собираются отрезать нам путь.

— Я тоже так думаю, — сказал принц. — Сквозь толпу нам не прорваться. Давайте держаться ближе к тому дальнему дому, постараемся скрыться в его тени. Мы с дамой поедем вперед. Несомненно, кто-нибудь из этих негодяев будет нас преследовать, ими все кишит здесь. Ты, длиннорукий, излови одного из них, если удастся. От него мы узнаем, что происходит и чего они хотят от нас.

— Но разве остальные не кинутся его спасать? — спросила Джил далеко не таким твердым голосом, как ей хотелось.

— Тогда, госпожа моя, — отвечал принц, — вы увидите, как мы погибнем, защищая вас, а вам придется перепоручить свою судьбу Льву. Вперед, добрый мой Лужехмур.

Квакль-бродякль с быстротой кошки соскочил с коня и скользнул в тень. Остальные, в течение томительно долгой минуты, продолжали медленно продвигаться вперед. Вдруг позади раздались леденящие кровь крики, сквозь которые пробивался знакомый голос Лужехмура: «Ну-ка, не кричи, пока тебя не треснули. Можно подумать, поросенка режут».

— Отличная добыча, — воскликнул принц, заворачивая Уголька и возвращаясь к Лужехмуру. — Юстас, будь любезен, придержи коня. — Принц спешился.

Все трое с интересом стали рассматривать пойманного подземельца. Он оказался жалчайшим гномиком, ростом меньше метра. На голове у него красовался гребень вроде петушиного, только твердый. Розовые глазки, круглые щеки и огромный подбородок придавали гномику сходство с карликом-гиппопотамом. Если б не опасности, наши путешественники при виде этого создания непременно разразились бы смехом.

— А теперь, подземелец, — Рилиан поднес острие меча к самому горлу пленника, — говори, как подобает честному гному, и ты обретешь свободу. А обманешь нас — умрешь. Добрый Лужехмур, как же он сможет говорить, если ты зажал ему рот?

— Никак не сможет, — отвечал Лужехмур, — зато и кусаться не станет. Будь у меня такие же дурацкие мягкие руки, как у людей (прошу прощения, ваше высочество), я бы сейчас был весь в крови. Даже кваклям-бродяклям надоедает, когда их кусают.

— Гном, — сказал принц, — укусишь его еще раз — и тебе конец. Отпусти ему рот, Лужехмур.

— Ой-ой-ой! — тут же завопил гномик. — Пустите меня, пустите, это не я!

— Что не ты? — спросил Лужехмур.

— Все что хотите, ваша честь! — ответил уродец.

— Как твое имя, — спросил принц, — и что вы, подземельцы, сегодня вытворяете?

— О, ваша честь, о, ваша милость! — голосил гном. — Обещайте, что не скажете ее величеству королеве!

— Ее величество королева, как ты ее называешь, — сурово произнес принц, — уже мертва. Я убил ее..

— Что? — закричал гном, в изумлении все шире и шире раскрывая свою смешную пасть. — Мертва? Ведьмы больше нет? И ваше высочество избавили нас от нее? — Он облегченно вздохнул. — Тогда вы нам друг, ваша милость.

Принц отвел меч от его горла. Лужехмур позволил гномику сесть. Тот обвел всех четверых своими моргающими красными глазками, пару раз хихикнул и начал свой рассказ.

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. САМОЕ ДНО МИРА

— Меня зовут Голг, — сказал гном, — и я расскажу вашим милостям все, что знаю. Всего час тому назад мы все занимались своей работой — или, вернее, ЕЕ работой, точно так же невесело и молчаливо, как изо дня в день уже долгие годы. И вдруг раздался страшный грохот. Едва услышав его, все подумали про себя: «Мы уже столько лет не танцевали, не пели, не хлопали хлопушками. Почему бы это?» А потом каждый из нас подумал: «Наверное, я заколдован». А потом сообразил: «Зачем же я тащу этот груз? Хватит с меня». И мы тут же побросали на землю наши мешки, вязанки и лопаты. Потом обернулись и увидели вдалеке багряное свечение. И мы спросили себя: «А что же это такое?» И каждый сам себе ответил: «Раскрылась бездна, и теплое свечение поднимается из Настоящего Подземья, лежащего много ниже этого».

— Ну и дела! — воскликнул Юстас. — Неужели есть края еще глубже ваших?