Серебряное небо

В первый день ей повезло: выше по течению из обрыва торчал засохший ивовый куст. Она срубила его, перетащила на стоянку и экономила как могла. Но теперь этому скудному запасу пришел конец, и с утра Лесли собиралась отправиться на поиски чего-нибудь, что могло послужить пищей для костра. Сомневалась она лишь насчет Джедая: а что если он проснется и, увидев, что остался один, запаникует — попытается встать, упадет… В его состоянии ему не хватало только затылком удариться!

К счастью, он сам решил проблему, проснувшись, когда она завтракала. Услышав, что он шевелится, Лесли обернулась.

— Привет. Помочь встать?

— Спасибо, — неловко улыбнулся он, — я сам. И… штаны мои уже высохли?

— Да, но ты пока их не надевай. У тебя сзади рана — мне так легче будет ее осматривать.

Она снова повернулась к миске с кашей, но держала ухо востро и, услышав неуверенные шаги, обернулась; вскочив, догнала его и схватила за локоть.

— Постой-ка! Все… свои дела, пожалуйста, делай вниз по течению, — показала в нужную сторону. — Не забывай — мы из этого ручья воду пьем!

Джедай болезненно поморщился.

— Ты… это… дай мне, пожалуйста, одеяло, — похоже, сам он боялся нагнуться, чтобы не упасть.

Получив требуемое, обмотал его вокруг талии наподобие юбки и, придерживая руками, медленно зашагал вдоль ручья. Лесли про себя отметила, что и говорит он куда увереннее, чем вчера, да и на ногах держится лучше.

Вернулся он довольно скоро; тяжелой походкой прошел к попоне и лег.

Лесли подошла, присела рядом. Лицо Джедая было покрыто капельками пота, вид измученный, словно эта короткая прогулка отняла у него все силы.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Голова болит. Даже говорить сейчас больно.

— Ляг на живот, я раны посмотрю, — Лесли потрогала ему лоб: жар был, но не слишком сильный.

Пока она снимала повязки, Джедай пару раз зашипел, но не стонал и не дергался, хотя наверняка было больно. Осмотр Лесли порадовал: шов на затылке подсох и видно было, что заживает нормально; рана на заду слегка сочилась сукровицей, но в целом опасений тоже не вызывала.

— Я тебе затылок бинтовать не буду, — сказала она, прилепляя к ягодице свежую повязку. — Но ты там ничего не трогай руками.

— Ладно, — кивнул Джедай и поморщился — очевидно, даже это легкое движение вызвало боль; когда она встала, спросил: — Ты врач?

— Ну… в общем, да, — и впрямь, едва ли на пару сотен миль вокруг можно было найти человека, больше отвечавшего этому определению. — Ты есть будешь?

— Да… — он прикрыл глаза, — пожалуйста.

Лесли принесла ему миску с кашей и кружку со сладковатым отваром листьев ежевики, отрезала ломоть хлеба — в снятых с аппалуз седельных сумках нашлась целая буханка. Наконец, чуть поколебавшись, достала из мешка бутылочку с аспирином, вытряхнула на ладонь две таблетки.

— На вот, выпей.

Принесла ему еще флягу с водой и принялась собираться в дорогу.

— Ты что, уходишь? — спросил Джедай через минуту. Показалось, или в голосе его действительно проскочил испуг?

— Да. Нам нужны дрова.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю, — пожала она плечами. Свистнула Але, махнула собакам: — Эй, ребятки, кто со мной?

Вскочили почти все, кроме Даны, которая старалась не отходить надолго от щенков. Дураш некоторое время носился взад-вперед, то присоединяясь к Стае, то возвращаясь к Джедаю, пока в конце концов не пристроился впереди, гордо вскинув голову и задрав хвост, будто он был тут самым главным.

Сначала Лесли двигалась вдоль ручья, потом вскарабкалась на обрыв и пошла поверху. Несколько раз ей на глаза попадались куртины низкорослого можжевельника; она решила, если не найдется чего-то посущественнее, срубить на обратном пути несколько кустов.

Но можжевельник рубить не пришлось. Миль через пять она увидела, что впереди обрыв осыпался, завалив ручей и образовав небольшое озерцо. Весеннее половодье впечатало в запруду кучу обломанных веток и сучьев.

Полузанесенные песком, они торчали из завала, и среди них, комлем вверх, корявая сосенка толщиной в руку.

Работа затянулась на полдня: одну за другой Лесли расшатывала и подкапывала ветки, выбирая самые толстые, и вытаскивала на осыпь. Первое время собаки изо всех сил старались помочь: стоило ей начать копать, как они с энтузиазмом присоединялись — только песок из-под лап летел. Но вскоре они поняли, что ничего съедобного под землей нет, и разбежались по окрестностям, высматривая мешотчатых прыгунов,[19] саранчу и ящериц.

Когда на берегу накопилась большая груда веток, Лесли выбрала обломки посуше, нарубила их на короткие полешки и сложила в вещмешок. Чуть подумав, добавила туда же комель от сосенки. Остальное раскидала по осыпи — пусть сохнет. Начала раздеваться: пусть озерцо мелкое, едва до пояса, все равно такое удовольствие, как купание, выпадало ей нечасто.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На стоянку Лесли вернулась, когда уже смеркалось.

Еще издали заметила, что Джедай, лежа на боку, поднял голову и смотрит; махнула ему рукой — он ответил. Подойдя ближе, она увидела, что вид у него совершенно больной, но, когда коснулась лба, температура оказалась даже ниже, чем утром.